Разъезд Тюра-Там

Жар взрыва, озарив бескрайнюю даль, в сторону которой они и бежали, опалил затылки, когда они находились уже за пределами площадки, а запоздавший на мгновенье раскаленный ураган ударной волны бросил их открытыми, судорожно дышащими ртами в песок.

— Бля, неужели живой? — спросил, будто из другого мира, чей-то удивленный голос.

Этот удивлённый возглас будто открыл створку, через которую хлынул поток других голосов, и вскоре по дружному хору и нервным смешкам стало понятно, что радость жизни захлестнула всех.

— Интересно, кто из нас самый шустрый? — поинтересовался Ковалёв, выплевывая песок пустыни Кара-Кум.

— Да тот, кто дальше всех убёг! Васька Целкин!

Отряхиваясь, отплевываясь, матерясь, беспричинно смеясь, они возвращались на то место, что до недавнего времени называлось стартовой площадкой.

— Я давно заметил, что у машин, как и у людей, у каждой своя судьба, — высказал, слегка заикаясь, философскую мысль Вася Целкин. — Приговорённая она была, с самого начала.

— А я чуть не сорвался с лестницы, когда чехол стягивал. Знать бы, что так получиться, можно было бы и не рисковать.

Домик, из которого они только что драпанули, стоял без окон, некоторые простенки были разрушены, внутри что-то горело. Мачты освещения погнуло, наверное, от перегрева металл дошел до пластичного состояния, и они сложились под собственным весом. Искореженная транспортировочная платформа с завитой в спираль рамой отброшена в сторону.

Но наиболее сильное впечатление производил цилиндр подъемника, указывающий обломком штока в ночное небо. Было впечатление, что его сломали через коленку, как тростинку. Но это впечатление многократно усиливалось тем, что трудно было представить силу, сломавшую стальной шток диаметром в один метр.

Удачей было то, что все, кто успел сбегать в пустыню, утратив осторожность, метров семьдесят не дошли до пускового стола.

Мощный взрыв бросил их навзничь, на бетон, и над их головами пронеслись обломки, до этого мирно догоравшие на стартовом костре.

Тут-то Ковалёв и вспомнил начальника пожарной части своего завода Петра Семеновича Демещенкова, запрещавшего строителям применять некоторые отделочные материалы.

— Если этим материалом запрещаешь обивку стен, я обобью стены листами нержавейки, — исчерпав аргументы, заявил ему как-то начальник цеха.

На что Демещенков, сняв фуражку и почесав затылок, резонно ответил:

— Знаешь, Николай Спиридонович, и танки горят!

Так и тут, пламя нежно, словно собака языком, ласкало швеллеры и тавры металлоконструкций, оранжевым переливающимся ковром стелилось по бетону, слизывая остатки компонентов топлива.

— Мы же, придурки, о «голове» забыли, — сказал Целкин, имея в виду головную часть ракеты, упавшую в огонь на месте старта.

На головную часть, или «голову», снаружи, как и на космический корабль, наносится слой теплоизоляционного материала, внешне похожего на текстолит. При входе в атмосферу материал разогревается до свечения и постепенно сдувается потоками воздуха, но, обладая низкой теплопроводностью, он не позволяет высокой температуре проникнуть через свой слой.

На этот раз для самоликвидации в «голову» зарядили 150 килограммов взрывчатки, она лежала в костре и прогревалась ровно столько времени, сколько потребовалось испытателям, чтобы сбегать в пустыню и вернуться.

А причина аварии ракеты оказалась до слёз простой. Крепление коробки контакта подъема к кольцу платформы установщика выполнялось одним болтом через кронштейн в нижней части коробки.

При запуске рулевых двигателей от вибрации крепление ослабло за какие-то доли секунды, и коробка развернулась вокруг болта крепления. Штырек контакта подъема выскочил, как при уходе ракеты с пускового стола, и выдал команды на отстрел кабелей, соединяющих ракету с командным пунктом. И подача на ракету любых команд, в том числе и команды на запуск маршевых двигателей, стала невозможной.

А дальше — осталось только ждать, пока от пламени рулевиков металл ракеты нагреется до пластичного состояния и ракета осядет в костер.

Осталось только до сих пор не выясненным и не понятным, как это всем, будто выдающимся спортсменам, удалось перемахнуть через ограждение площадки, выполненное из колючей проволоки на высоту два метра и двадцать сантиметров. Но об этом в заключениях по разбору причин аварии ничего не написано.

В самолёте Ил-14 летело всего три пассажира. В просторном салоне у правого борта установлена навстречу друг другу пара массивных мягких кресел, обитых бежевой декоративной тканью, между креслами привинчен раскладной столик. Место у левого борта, спинкой к иллюминаторам, занял диван, выполненный в том же стиле, что и кресла.

Несмотря на то, что этом на самолёте раньше летал какой-то партийный «туз», интерьер бывшего персонального самолёта ощущения роскоши не вызывал. Скорее наоборот, заявленная претензия резко контрастировала с потёртостью обивки и её азиатской пестротой, а тяжеловесный вид мебели довершал противоречие с принадлежностью её к авиации.

Но, как обнаружил Ковалёв, у такого интерьера всё же было одно весомое преимущество — можно лететь лёжа.