— Ну, Диана Рыбкина, ты же ее собирался брать.
— Ей на предыдущем месте работы нужно отработать две недели, я решил не ждать ее.
Он собирает со стола какие-то документы и укладывает их в папку.
— Слушай, я на производство, там очередное ЧП. Возьми на себя новенького. Введи в курс деятельности компании, дай уставные документы. Я к вечеру должен вернуться.
— Ты должен кое-что знать…
— Давай вечером, фея, ладно? — он поднимает глаза, а там всемирная озадаченность. — Если что, звони.
Целует меня в лоб и вылетает из кабинета. Да мать твою! И почему я вчера не сказала ему? Эх, подвела ты меня Катя Пушкарёва, почем зря брекетами своими светила. А мне теперь разгребай.
— Ты же не серьезно, Стас? — возвышаюсь над его рабочим столом, уперев руки в боки.
— Весьма, — самодовольно лыбится и откидывается на кресле. — Как еще мне доказать тебе, что я настроен решительно?
— Все кон-че-но, — проговариваются по слогам. — Уезжай.
— Не-а. Ничего не кончено. И никогда не будет.
Он что, цитирует мне сейчас "Дневник памяти"?
— Ты моя, Агги. Я дебил, что так долго пытался найти тебе замену. И что не приехал тогда. Но теперь я все понял. Я буду бороться.
Он встаёт, упирается ладонями в стол и подаётся вперёд. Наши лица оказываются в нескольких сантиметрах друг от друга, и пульс резко начинает стучать в висках.
— Ты посопротивляешься, потому что зла, но в итоге… мы уедем домой вместе. И сделаем все так, как мечтали в школе. Ты, я и пудель "Банки". Помнишь?
Горький ком застревает в горле. Потому что я помню. Не хочу, но помню. Я лелеяла эту мечту столько лет.
Отступаю на шаг от своего прошлого и, сглотнув горечь, говорю.
— Ты опоздал, Стас. Теперь у меня другие мечты.
— Это не серьезно, Агги. Он, — кивает на кабинет. — Просто очередная замена. Я знаю, потому что уже попадал в эту ловушку. Я даже не ревную. Знаю, что это ненадолго.
— Да? — я злюсь. Его слова неприятно жалят. — Мы съезжаемся. Все серьезно!
— Да? А ты рассказала ему о нас? Думаю, нет, иначе меня бы здесь не было. А значит, дверь не закрыта, ты оставила мне щель, и я в нее пролезу.
— Да что ты за человек такой! Я счастлива, понял? Зачем ты хочешь все это разрушить?
— Это ложное счастье. Я тебе докажу.
Он садится на место и включает компьютер.
— Так что, покажешь мне, что тут к чему?
Разворачиваюсь на пятках и ухожу. Закрываюсь в женском туалете и подставляю руки под ледяную воду. Обтираю шею, щеки, хочу унять жар, распространяющийся по коже.
Слова Стаса — ложь. Он врет мне. Врёт самому себе. Я повторяю это миллионы раз, пока смотрю в свои расширенные зрачки в отражении.
Я убеждаю себя не слушать его, не слышать, не отзываться. У меня все хорошо, я, наконец, счастлива. Он не может все это разрушить парой фраз.
Я ему не позволю.
Глава 34. План "Пикачу"
Агния
У меня есть теория.
Любовь и ненависть — две бодрые девчушки, скачущие по лугу под Рамштайн. Только одна из них — милая зефирка, а вторая — чумазая простушка. Но кто из них кто — ещё нужно серьезно покопаться. То ли все так, как видится глазу: чистое — любовь, грязное — ненависть. То ли они хорошо шифруются, и зефирка прячет окровавленный нож в полах своего воздушного платьица, а вторую всего-то и нужно один раз хорошенько отмыть, чтобы увидеть истину.
Я склонна к последнему варианту.
Вот, например, Рижский: сколько раз я хотела сомкнуть руки на его шее и открутить эту близорукую башку, считая, что так ему пойдет больше? Думала, он последний судак, изменщик и вообще… Но стоило один раз протереть тряпочкой все ложные установки — зефирка.
И Стас: родной, близкий человек. Одиннадцать лет — самая надёжная опора, самая незыблемая истина. Миллион планов, миллиард мечт. И в итоге — окровавленный нож. В спину.
Любовь и ненависть — две игривые девчушки, которые ощущаются одинаково.
Живот скручивает при мысли о том, кому адресованы эти эмоции. Сердце в груди бьется тяжело и гулко, так, что, кажется, видно сквозь плоть и одежду. Каждый контакт с объектом чувства напитывает кровь адреналином до опасного уровня, и ощущение, что в любой момент ты готов сорваться. Тело едва поддается контролю, так поглощено чувствами, что это пугает.
К чему это я?
Если я совершу убийство — пусть это будет моей оправдательной речью.
— Ты долго будешь молчать? — легкомысленно подписывает себе смертный приговор Стас.
— До свадьбы. Такой тост для вас с Варей заготовила — репетирую в уме.
— Свадьбы не будет.
— У меня лёгкое дежавю. Что-то подобное я уже слышала.
Пальцы порхают над клавиатурой, печатая несвязный текст. По правде сказать, сейчас бы не помешал гигантский список дел от Рижского, чтобы отвлечься, но вот уже второй час я вынуждена только делать вид, что смертельно занята, тогда как передо мной — лист Ворд, заполненный хаотичными предложениями.