Разгадка шарады — человек

За обеденным столом Нелли оживлял беседу. У него оказался просто неисчерпаемый запас анекдотов и несбыточных замыслов. Жена рассеянно слушала его, улыбаясь парадоксам, когда видела, что Лоб улыбается. А тот говорил о Деле, указывая, в каком направлении ему следует развиваться.

— Вот видите, — сказал Нелли, — вы тоже живете будущим. Мари-Анн! Слышите, что говорит Лоб? Очень рад, что я больше не одинок.

Она пропустила его намек мимо ушей и перевела разговор на их ферму в Антрево.

— Ферма? — удивился Лоб.

— Настоящая ферма, — подтвердил Нелли. — С коровами, курами, навозом… Там есть все!

— И вы там живете?

— Мы живем по соседству, — сказала Мари-Анн. — Мы отреставрировали хутор. И поскольку не имеем возможности выезжать к Лазурному берегу, проводим там уик-энд и отпуск. Надеюсь, вы нас навестите. Это в получасе езды от Ниццы.

— Значит, у вас есть и фермеры?

— А как же! Целое семейство из Пьемонта с выводком ребятни. И все это замечательно грязное…

— И замечательно трудолюбивое, — мягко добавила Мари-Анн.

Они пили кофе на террасе под большим тентом. Внизу располагалась фабрика. Грузовики доставили партию голубых цветов.

— Первая лаванда, — пояснила Мари-Анн.

Теперь Лоб почувствовал, как он выдохся после бессонной ночи. Он не любил поддаваться усталости и предпочел распрощаться, пообещав вскоре вернуться вместе с этой Зиной, которую общими усилиями они попытаются вызволить из беды. Лоб был не прочь снова остаться наедине с самим собой. В глазах у него запечатлелась картина: рабочие, поднимающие на вилы, как сено, охапки цветущей лаванды. Ему еще не случалось видеть цветы в роли сырья, и он как-то болезненно это воспринял. Дорога была забита транспортом, так что он добирался до клиники более двух часов.

Медсестра повела его через раскаленные солнцем дворики.

— Больной уже лучше, — сообщила она. — Но слабость еще не прошла. Вам разрешается пробыть в палате не дольше пары минут.

Она остановилась у двери и тихонько ее приоткрыла. Лоб заблаговременно приготовил купюру, которую стеснительно сунул сестре в руку, и вошел в палату. Зина сидела в подушках с открытыми глазами, но их взгляд был мутным, как если бы она находилась в наркотическом забытьи. Лоб так и замер у изножья кровати. Девушка смотрела на него, не шевелясь, потом вдруг стала медленно сползать с подушек под простыню, так и не отрывая от него глаз, как будто подозревала его в злых намерениях.

— Здравствуйте, — поздоровался Лоб. — Как я рад узнать, что вы уже вне опасности!

Зина отвернулась и закрыла глаза.

— Попытаюсь заново, — пробормотала она.

Глава 4

В течение трех дней Зина отказывалась отвечать на вопросы, которые задавал ей Лоб. Она пристально смотрела на него. Ее глаза следили за ним, когда он перемещался по комнате. Но, похоже, смысл его слов до нее не доходил. Он заговорил было с ней по-немецки, но и это не пробудило в ней интереса. Вначале он думал, что она молчит из упрямства, гордости. Но тут крылось нечто иное, чего он не мог распознать. Сестра, врач утверждали, что она еще не отошла от шока, и пичкали ее таблетками. Лоб был уверен, что они не правы. Ему казалось, что коль скоро она хотела уйти из жизни, но безуспешно, то теперь она, более или менее сознательно, пыталась укрыться в отрешенности. Отказывалась обращать внимание на тени, перемещавшиеся вокруг нее. Лоб тоже был для нее всего лишь тенью, что его страшно обижало.

Флешель также пришел навестить Зину. Он уселся на постель рядом с ней и положил свою крупную ладонь на ее перевязанное запястье.

— Бедная девочка, — произнес он. — Почему вы мне тогда не доверились? Вы меня узнаете? Это я разговаривал с вами в ту ночь по телефону… Как вы заставили меня страдать!

Голубые глаза наблюдали за ним — глаза человека, утратившего память и силившегося ее обрести.

— Мы вызволим вас отсюда, — продолжал Флешель. — Не правда ли, мсье Лоб?

— Безусловно. У нас много друзей, они с удовольствием помогут вам. Они сделают для вас все необходимое… Здесь вас все любят. Слышите, все…

Зинины губы зашевелились. Оба визитера наклонились к ней. Но Зина прикрыла глаза, так ничего и не сказав.

— Давайте, — сказал Флешель, — как следует вылечимся, а на следующей неделе будем паинькой и обо всем поговорим.

Губы снова зашевелились. Склонившись вплотную к замкнутому лицу, Флешель напряг слух. Он поднялся, нахмурив брови.

— Что она сказала? — спросил Лоб.

— Что начнет все сначала.

— Я предупредил вас, — с досадой пробормотал Лоб. — Она упрямица.

Флешель присмотрелся к исхудавшему личику, светлым непричесанным волосам с детскими локончиками.

— А ведь она прехорошенькая! — вздохнул он.

— Возможно, и хорошенькая, — ворчал Лоб. — Но какая несносная! Лично я уже просто не знаю, с какого боку к ней подступиться.

— Надо запастись терпением, господин Лоб.