Разгадка шарады — человек

Жюмож заупрямился и заставил себя просить, но в конце концов согласился с доводом, что обладает кое-какими необходимыми качествами. К тому же у него имелся ксерокс, и вопрос решился в пользу его кандидатуры. Первое собрание назначили на следующее воскресенье — день, когда профессор разрешил своим пациентам покинуть клинику. Мы собрались в воскресенье в десять утра в большом зале первого этажа. Кюре преобразил длинный стол для осмотра больных в алтарь. Я принес цветы. Санитары украсили помещение. Весь персонал клиники изъявил желание присоединиться к нам, и церемония, хотя и весьма незатейливая, тем не менее прошла успешно. Священник произнес вступительное слово — очень безыскусно, как привык говорить, обращаясь к своим прихожанам.

— Миртиль был грешником, — сказал он, — но и Варрава тоже. Господь никого не отвергает и всегда использует зло ради большего добра. Миртиль, как мы знаем, раскаялся. Он всеми силами желал смерти, чтобы предложить безвинным жертвам свое тело, полное жизни. И если мы сумеем любить его так, как он любил нас, совсем не зная, мы должны не только воздать ему должное, но и возвратить ему своего рода жизнь, эфемерную и таинственную, превосходящую наше разумение и тем не менее реальную. Благодаря науке и любви, Миртиль и после смерти все еще среди нас. Эта правая рука, принадлежавшая ему, вас благословит. Теперь она умиротворена. Вам предстоит сделать из тела Миртиля верного слугу. И пусть он вас нисколько не пугает. Он познал смертные муки казни. Теперь он прощен. Позаботимся же о нем все вместе. Аминь.

По окончании мессы сотрудники Марека удалились, и мы закончили сервировать стол для банкета. Стояло десять приборов.

— Но нас только девять, — заметил Нерис.

— Нет, — возразил священник. — Семеро нас, профессор, господин Гаррик… и Миртиль — всего как раз десять. На каждом нашем собрании, по-моему, надо оставлять место тому, кто отсутствует не вполне…

— Вам не кажется, что это уже слишком! — шепнула мне Симона Галлар, когда я помогал расставлять цветы. — Эти нынешние священники питают слабость к проходимцам. Скоро кюре выдаст Миртиля за Христа трансплантации! Если он доволен своей рукой, тем лучше для него.

— А разве вы… С вами не все в порядке?.. — спросил я. — Я думал, что…

— Да, разумеется. Я хожу, как видите… но это сущая пытка…

Удивившись, я увлек ее в глубину комнаты.

— Прошу вас! Не скрывайте от меня ничего. У вас что-нибудь болит?

— Нет, ничего. С этой стороны, я признаю, свершилось чудо. Только мне никак не удается привыкнуть…

Она покраснела.

— Я здесь, чтобы выслушать вас, — пробормотал я. — Что же еще не так?

— Не знаю, как вам объяснить. Такое чувство, словно во мне поселилось животное. Я ощущаю его по всей длине моей новой ноги. Она крупная, понимаете. Она трется о мою собственную ногу. Ее волоски меня щекочут. Извините за подробности. Все это ужасно неприлично!

— Да нет же, уверяю вас. Наоборот, что может быть естественнее! Продолжайте.

— Все мои мысли только об этой ноге. Оставшись наедине с собой, я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на нее, не потрогать… Мне кажется, я люблю ее больше своей собственной… И это меня бесит. Видите ли, я всегда отличалась независимым характером… Вот почему… у нас с мужем… не все проходило гладко… Понимаете?.. Бог с ним. Он погиб, бедняга… не будем ворошить прошлое… Теперь же эта нога… Я ее ненавижу. И тем не менее она мне дорога. Я и вправду могу говорить все до конца? Вы не рассердитесь?

— Продолжайте! Вы должны рассказать мне все без обиняков!

— Так вот, эта нога залезла мне под кожу. Я чувствую, как она меня насилует.

— Нужно предупредить профессора.

Она крепко сжала мою руку.

— Нет! Запрещаю вам.

— Он что-нибудь предпримет…

— Я сказала вам, Что это невыносимо?.. Смотрите на это как на забавный эксперимент — вот и все. Знаете, я не драматизирую.

— Лучше бы помогли мне! — крикнул Эрамбль, проходя мимо нас со стопкой тарелок.

Симона Галлар покинула меня. Я следил за ней взглядом. Она ходила еще неуверенной походкой, но ее фигура была по-прежнему изящной, и она сохранила мягкое покачивание бедер нормальной женщины.

— Брюки ей не идут. Вы согласны с моим мнением?

Это возвращался Эрамбль. Угостив меня сигаретой, он склонился ко мне:

— Строго между нами, ну, как она?

— Плохо, — ответил я. — А вы как?

— Не жалуюсь… Забавно то, что, стоит мне заметить на земле какую-нибудь ерунду — бумажный катышек, кусочек ваты, меня так и тянет поддать его ногой, как присуще мальчишке… Уверяю вас, раньше я за собой такого не замечал. А она? Что ощущает она? Симона не болтлива, верно?.. Я уже пытался ее разговорить, но без большого успеха… Какая жалость! Такая хорошенькая женщина!

Я искоса наблюдал за ним. Мне пришла в голову мысль, что эти двое… Нет, я докатился до абсурда.

— Похоже, она богата, — сказал я.

— Не то слово, — подхватил Эрамбль, — я навел справки и… — Он тут же спохватился: — Навел справки, нет… с чего бы я стал наводить справки!

— В этом нет ничего предосудительного.