Разгневанная река

— Ну вот, теперь начальник стражи! Да у вас, тетя, прямо болезнь какая-то!

— Сразу и болезнь!

— А что, не так? Доведете вы меня — пойду на рынок, остановлю первого попавшегося мужчину, приведу домой и выйду за него замуж, чтобы избавить вас от хлопот.

— Что-то ты стала на язык остра! А я серьезно говорю. Этот, мне кажется, вполне подходящий. И родители были порядочные люди, никто о них слова дурного сказать не может. А сейчас Ат один. Выйдешь за него, будете жить одни, ни свекрови, ни свекра. К тому же человек он грамотный, не то что какой-нибудь неуч — в средней школе учился. Слышала я, даже стихи сочиняет. Каждый раз, как мимо нас идет, о тебе справляется. Вместе, говорит, учился с ней.

— Не помню, может, и учился.

— Я пригласила его зайти сегодня вечером.

— Ну и чудачка вы, тетя!

— Да ты хоть взгляни, какой он!

— Вы пригласили, вы и смотрите!

— Ну и ладно!

Куен лукаво улыбнулась.

— Хорошо, раз он такой любитель стихов, я прочту ему «Песню новобранцам» старого Фана.

— Это еще что за песня?

— Вот послушайте:

Новобранцы, новобранцыв новенькой солдатской форме!Вы довольны, вы румяны,только вспомните о доме.Пусть на плечи лягут грузомвам налоги и лишенья.

Чем обязаны французамвы — ходячие мишени?Новобранцы, новобранцы!Рождены вы во Вьетнаме,но страну вашу, вьетнамцы,душат вашими руками.Вашим новеньким погонам, —их надели иностранцы, —кланяюсь земным поклоном,новобранцы, новобранцы![13]

Глаза Куен сверкали так весело и задорно, что тетушка Бэй невольно улыбнулась.

— Нелегко тебе будет с таким характером! — вздохнула она. — Я даже не знаю, что теперь и делать.

— И зачем вы, тетя, придумываете себе лишние заботы? Пока я не замужем, я с вами, а заведу мужа — уеду, и останетесь вы одна. Разве вам будет лучше?

— Тебе бы все шутки шутить. Ну да как хочешь! Не могу же я тебя насильно замуж выдать. Я ведь только в память о твоей матери стараюсь, в память о брате да ради тебя самой. Подумай, сколько недостойных людей живут себе припеваючи! Ну где же справедливость?!

7

Вечерами в доме у Куен, как и в других домах, собирались поболтать соседки. Рассказывали, что японцы повсюду принуждают крестьян сажать джут. Как-то им удастся пережить март. В том, что в этом году их ожидает голод, уже никто не сомневался. Люди работали не щадя сил, до полуночи гнули спину, обрабатывая каждую пядь земли, сажая все, что способно расти и пригодно в пищу. Только бы выжить!

Каждый клочок земли с кукурузой и бататом берегли как зеницу ока. Дня не проходило теперь без скандала или ссоры. Забредет скотина на чужой участок — тут же скандал, клянут всех предков, ругаются, кричат, шум на все село.

Как-то вечером к Куен заглянула Дон. Тетушка Бэй разговаривала с соседкой, и Дон, поздоровавшись, присела в углу с Куен.

— Не бережете вы себя, тетя, — покачала головой Куен. — На шестом месяце, а все таскаете тяжести!

Дон в ответ только улыбалась, продолжая жевать бетель.

— Вот и муж меня тоже пилит. Да! Ты слышала историю со сборщиком Шаном? Тхом-то сбежала!

— Как сбежала?

— До свадьбы осталось несколько дней, а она исчезла. И все тут! Шан волосы на себе рвет. Разослали людей, ищут по всему району. Отец Тхом на шурина грешит, считает, не без его помощи дочь скрылась. Приходил к нему искать дочь, чуть до драки дело не дошло!

— Смотри какая смелая! Молодчина!

Дон наклонилась к уху Куен:

— Я думаю… Да ты и сама, верно, догадываешься… Они ведь не успокоятся, пока не искалечат ей жизнь.

В ясный солнечный день американцы повторили воздушный налет, и снова все побережье Лыонга было объято ужасом. Самолеты подлетели к Хайзыонгу и над городом резко пошли на снижение. Землю сотрясли глухие взрывы. Впервые в Хайзыонге услышали так близко голос войны, леденящий душу. Сбросив бомбы, самолеты развернулись, и вдруг со стороны Ханоя появилась стайка японских истребителей. Бомбардировщики тут же снизились и повернули к горным цепям Донгчиеу и Уонгби. Истребители, точно осы, преследовали их.

Куен со страхом смотрела в небо. Впечатление было такое, будто смерть раскинула в небе свой страшный невод и старается поймать в него крохотные села.

Всю ночь проворочалась Куен в своей постели не сомкнув глаз. Смятение и тоска терзали ее. Заслышав крик первых петухов, она осторожно поднялась, зажгла лампу и прошла в комнату Кхака. Там по-прежнему никто не жил, и Куен сохранила все в том виде, как было при жизни брата. Кое-что из одежды, книги, письма и другие личные вещи Кхака и матери она бережно уложила в два небольших ящика и поставила под кровать.