Разгон

- Ого! - обрадованно закричал Юрий, пододвигая соседу полную рюмку, но не забывая и себя. - Это интересно, пожалуй, даже для Совинского, хотя он всегда был за демократию, то есть за всеобщее равенство, включая и зарплату, хотел получать столько же, сколько академик Карналь, и вынужден был распрощаться с нашим объединением.

- Юка, не мели ерунды! - строго крикнула Людмила.

- А я не мелю, она сама мелется. Так как же ты объяснишь, "замечательный", о моей диктатуре?

- Ну, читал про научно-техническую революцию? Все читали... А революция - что?

- С точки зрения танцора? - подмигнул Юрий.

- А танцор тоже человек. Теперь же власть захватили кибернетики и электронщики.

- И кибернетики - люди, - напомнил Юрий.

Кучмиенко снова не стерпел.

- Позвольте, позвольте, молодые люди! Насколько мне известно, в нашей стране власть в руках народа, в руках рабочего класса.

- А я тоже рабочий класс, - пьяно усмехаясь, нагнулся к нему танцор, записанный, правда, не то инженером, не то конструктором. А работаю ногами, сто потов с меня стекает. Но власть не у меня, а у кибернетиков. Потому что научно-техническая революция. Это вам каждая собака объяснит...

- Ну, знаете, - Кучмиенко брезгливо отшатнулся от пьяного дыхания танцовщика, осуждающе поглядел на Людмилу, на Юрия: как они могут принимать такого?

Но Юрию нравилось раздражать отца.

- А если культурная революция, - допытывался он у соседа, - тогда как власть переходит к танцорам?

- Все может быть. И тогда я...

- И тогда мы не станем ждать, пока ты дорвешься до власти, потому как ты и так уже дозрел, чтобы топать отсюда, пока тепленький, - вставая и вытаскивая из-за стола соседа, засмеялся Юрий.

- Мы же соседи, - попытался защищаться тот, - мы же... Ты что? Разве можно?..

- Можно, можно, мы люди свои!

Юрий тихонько вывел соседа, запер за ним дверь, вернулся за стол, сел, спросил всех довольно мирно:

- Может, выпьем за научно-техническую революцию?

- Никогда не думал, что мы так дурно тебя воспитали, - вздохнул Кучмиенко. - Если бы жива была твоя мать, ты бы заново убил ее своим поведением...

- А Люка считает, что я перевоспитанный, вот только образованности маловато. Я даже пробовал посещать лекции академика Карналя для сотрудников. Безнадежное дело. Не поймешь и не запомнишь! Вот послушайте: "Интерпретация отличается от трансляции принципиально только тем, что в процессе трансляции результат превращения выходной программы фиксируется в памяти рабочей программы, а в процессе интерпретации выходной программы результаты ее превращения в памяти фиксируются по частям не дольше, чем это необходимо для их текущего использования в данном цикле".

Кучмиенко вздохнул. Снова ему приходилось - уже к который раз за сегодняшний вечер - спасать ситуацию. Все-таки молодежь нынешняя не способна ни на что. Просто возмутительно!

- Современная молодежь, - сказал он с важностью, - я считаю, травмирована не так образованием, как самой идеей образования, особенно же высшего. Вы знаете, что у нас уже для инженеров с высшим образованием нет инженерных должностей? Мы ставим их на должности техников, поскольку техник у нас как таковой исчез почти совсем, а если он и есть, то это ни то ни се. Кстати, и инженер на должности техника не оправдывает своего высшего образования. Тогда зачем же нам сотни институтов и вообще это поветрие на науку? Практики нужно больше, житейских профессий.

- А разве нельзя иметь житейскую профессию и высшее образование? полюбопытствовал Совинский. - Одно другому не мешает, как мне кажется.

- Ты уже, наверное, добиваешь вечерний? - кольнул его Юрий.

- Еще нет, но думка такая есть.

- А ты слышал, что тот, кто много думает, мало работает, а кто мною работает - тот мало думает?

Людмила подвинула Юрию чашку с крепким чаем.

- Выпей чаю, а то ты сегодня весь вечер говоришь глупости.

- А я дразню Ивана. Он пришел, чтобы подразнить меня, а я отплачиваю ему тем же. Бог всегда держал в своем штате черта, чтобы на его фоне выглядеть по возможности приличнее. Спроси у моего отца! Он тебе объяснит, что такое приличие. Иван тоже хочет быть богом. Он собирается критиковать нас на республиканском совещании. Не меня, а моего тестя академика Карналя. Что остается такому маленькому чертику, как я? Смеяться, как Ивановому гомеопату с роскошной бородой.

Кучмиенко неудобно было возмущаться за себя, он возмутился за гомеопата.

- Не следует так пренебрежительно отзываться о незнакомом тебе человеке. Тот гомеопат, может, давно уже умер.

- Гомеопаты не умирают. Они смеются и потрясают роскошными бородами, заявил Юрий и огляделся. - Не слышу ни смеха, ни аплодисментов.

- Юка, ты всем надоел, разве не замечаешь? И чай твой холодный! Тебе не помешало бы выпить чаю, - Людмила убрала чашку с остывшим чаем, подставила Юрию другую. - Когда один индивидуум за определенный отрезок времени выбрасывает слишком много слов, происходит их девальвация. Слова теряют свое значение. Они умирают, и в воздухе летают только тени слов. Как ты говоришь, так называемые слова.

Юрий с наигранным испугом отшатнулся от Людмилы.