Разговор за рюмкой чая. Не буди лихо

В довершение колдовского обряда Вера выдохнула мне в лицо порцию едкого дыма.

У меня задрожали ноги, кожа покрылась пупырышками, словно от холода.

– Фрося – моя дочь. Я это знаю. И ты тоже знаешь. На детских фотографиях отчётливо видно сходство и вообще…

Что это за «вообще», никак не приходило в голову. Рассудок не желал поставлять реальные доводы и изящные словесные обороты. Полемика – не моя сильная сторона.

– Какая же ты дрянь, дорогая, – скатился до оскорблений и я, – кто, интересно знать, каждый день, раз по сто клялся в любви, если не ты? Кто трепетал от избытка чувств в моих руках, кто восторгался моей нежностью, выносливостью, внимательностью по отношению к тебе, силой?

– Да ты… ты жалкий маменькин сынок… ты не нюхал живой плоти до двадцати лет… ты ждал, когда из тебя сделают мужчину насильно!

– Разве это так стыдно – сохранить целомудренность для любимой?

– Боже, какая добродетельная непорочность. А крылышки ангельские ты в трусах наверно прячешь? Сейчас ей богу заплачу. Сожалею, что показала тебе дорогу в рай. Ошибка молодости. Приняла в порыве желания за настоящего мужика.

– А может просто воспользовалась моей неопытностью, употребила в качестве снотворного или анальгетика. Но ведь задержалась, замуж пошла, родила дочку. Зачем? Наверно не всё с моими мужскими талантами так плохо, если до сих пор любила.

– Ха! Любила. Кто-то же из нас двоих должен обладать мужеством. Я, например, имею способность совращать и обучать порокам маменькиных сынков. Ты же был на седьмом небе от счастья, что хоть кто-то тебе дал.

– Спасибо за откровенность. Может тогда нам расстаться, пока не успели наделать ещё больше глупостей, которые уже невозможно будет исправить?

– Давненько об этом думаю.

– Тогда пойду, прогуляюсь. Подружка твоя, Олечка Лисичкина, между прочим, давно глазки мне строит. Хочешь, на спор, останусь у неё ночевать? Симпатичная девочка, холостячка, в романтическом поиске. Убеждён, что Оленька по достоинству оценит мою способность быть интересным , сильным и нежным.

– Удавлю шалаву! Впрочем… ха-а… почему бы нет, пусть пользуется, пока я добрая: не мыло – не измылится. Я тоже сегодня не прочь гульнуть на стороне. Хороший левак укрепляет брак. Будет с чем сравнивать. Валяй, придурок, окучивай!

Я хлопнул дверью и выбежал из дома.

Успокоиться не получалось. Сигареты в две-три затяжки сгорали дотла. Пришлось купить бутылку водки и плавленый сырок.

Вернулся я домой затемно в весьма нетрезвом состоянии. Веру дома не застал. Хорошо хоть дочь была у моих родителей.

Последнее время я не был избалован тёплыми отношениями с женой. Для Веры стало обыденной семейной практикой устраивать скандалы и разборки.

После подобных “педагогических мероприятий” следовало многодневное воспитание молчанием, когда Вера запоем читала слезливые романтические истории о возвышенной любви в густых облаках табачного дыма.

Сидя на кресле с подогнутыми под себя ногами Вера лузгала семечки и с наслаждением страдала, делегируя выполнение реальных хозяйственных обязанностей мне.

Молчать жена может сколько угодно. Для неё важно, чтобы прощение попросил именно я, особенно когда её вина несомненна.

С чего же и когда всё началось?

Сколько ни напрягаюсь – не могу вспомнить. В самом начале семейной жизни всё было замечательным, даже сказочным.

Любовь жила в каждом нашем движении, в каждом слове: в поступках, отношениях, ощущениях, взглядах.

Возможно, это была пелена, марево, туман, гипнотическое состояние неведомого характера. В любом случае мы были предельно счастливы.

Через четыре года любовь незаметно улетучилась. Растворилась, рассеялась, исчезла.

Где же Вера? Обиделась и ушла, куда глаза глядят?

Поиски жены ни к чему не привели. Её нигде, ни у кого из знакомых не было.

Зато я успел основательно остыть, нашёл аргументы в пользу немедленного примирения. Проблемы и обида испарились, захотелось всё ненужное забыть, прижать Верочку к сердцу.

Мало ли чего случается, когда люди долго-долго живут в ограниченном пространстве.

Вернувшись с неудавшихся поисков, я застал Веру дома. Как обычно, она читала с семечками во рту и с включенным телевизором.

Я же успел жутко соскучиться по своей милой девочке.

Накопленное, бурлящее как закипающая вода желание, несмотря на недавний скандал, ввело инъекцию любви в воспалённый мозг.

Действие наркотика любви началось немедленно.

Я неуверенно попробовал установить тактильный контакт: нежно обнял жену со спины, поцеловал в шею.

Вера съёжилась, резко отстранилась и грубо вонзила в меня кинжал презрения, эмоционально уставив в меня холодный, брезгливо-враждебный взгляд.

– Отвали, достал. Видишь, читаю. А ничего, что ты мне нахамил?

– Ладно… извини… я… я был неправ. Слишком сильно устал, работаю много, ты же знаешь. Но ты… зачем ты про меня так… импотент, придурок, маменькин сынок? Ладно, давай забудем. Я всё равно люблю тебя, ты же понимаешь.

– Вечером. Поговорим обо всём вечером. Дочитаю, может тогда и обсудим.

– Давай наоборот?

– Чего именно наоборот?