ПИКАССО. Вы очень кстати. Как раз сегодня утром я думал о фотографиях… Проснувшись и увидев себя, всклокоченного, в зеркале, знаете, о чем я подумал? Я пожалел, что не фотографировался! Ведь какими видят нас другие и какими мы иногда видим себя сами – это же большая разница! Несколько раз в жизни мне случалось заметить у себя на лице такое выражение, какого я никогда не видел на своих портретах. А ведь, может быть, это как раз и было мое подлинное лицо. Надо сделать дырку в зеркале, чтобы объектив мог заставать врасплох самые интимные выражения…
Думал ли Пикассо о выражении ужаса на своем лице в тот печальный ноябрьский день 1918-го, когда ему объявили о смерти Гийома Аполлинера? Это было в гостинице «Лютеция», он брился… С тех пор он возненавидел зеркало – все зеркала, изо дня в день, с холодной жестокостью бросающие нам в лицо отражение морщин, помятостей, темных кругов, которые время безостановочно на нем гравирует. Заметив тогда на своем лице отсвет смерти, он прекратил себя рисовать и писать…
Является Жан Маре с собакой, под мышкой у него громадный черенок для метлы… Он ставит «Андромаху» Расина в театре Эдуарда VII. Большинство ролей будут исполнять кинозвезды. Безумная страсть мщения, снедающая Гермиону, буквально завораживает актера. У него есть идея сделать центром интриги Пирра, из которого обычно делают персонаж второго плана. Маре хочет придать размах греческой стихии неотвратимости судьбы, пробуждающей в сердцах злобу, жажду мщения, толкающей на кровавые интриги. «Это варварская пьеса», – утверждает он, стремясь выставить напоказ пронизывающую ее жестокость. Пирра Маре сыграет сам: на сцену он собирается выйти почти обнаженным, прикрывшись лишь шкурой леопарда. Своим хрипловатым голосом актер говорит Пикассо:
– Место моего персонажа среди других я собираюсь обозначить только скипетром, который будет у меня в руках.
И добавляет:
– Чтобы Пирр выглядел достойным своего отца Ахилла и своего деда, царя мирмидонян Пелея, его скипетр должен быть роскошным. По-варварски роскошным. Вы не могли бы мне его сделать, Пикассо?
Пикассо крутит в руках черенок от метлы.
– Оставьте это мне, – отвечает он. Может, я что-нибудь придумаю… Но у меня совсем нет времени! Вам это нужно срочно?
– Увы, очень срочно, подтверждает актер. – Он нужен мне завтра…
Приходят Франсуаза Жило, Пьер Реверди, каталанский скульптор Феноза: Пикассо любит его бронзовые статуэтки. С ними – актер Ален Кюни.
Войдя в мастерскую, где стоят скульптуры, я замечаю, что у гипсовой «Сидячей кошки» отломан хвост. У этой кошки – своя история, Пикассо как-то раскрыл мне ее секрет. Вначале он вылепил стоящую женщину и сделал ее гипсовый муляж. Но скульптура ему не нравилась. Тогда ему пришла мысль превратить женщину в кошку. Ее грудь стала головой животного; ноги – передними лапами… Потом он добавил остальное. Об этом превращении никто не знает. Но меня с этой кошкой связывает секрет ее рождения. Когда я смотрю на нее, то вижу в ней женщину. Это «женщина-кошка» или «кошка-женщина»… Кто же отломил ей длинный хвост? Он вздымался так горделиво! А теперь валяется на цоколе, разбитый. И я, не без ехидства, замечаю Пикассо:
– Значит, я не единственный, кто разбивает ваши скульптуры.
ПИКАССО. Это вы виноваты! На днях здесь собралась целая толпа народу. И все были очень расстроены, когда увидели отбитую ногу ягненка. «Ее отбил Брассай, – объяснил я. – Когда он ко мне приходит, он ломает все! Чтобы повернуть “Мужчину с ягненком” – а он такой тяжелый! – он схватился за эту хрупкую ногу. Разумеется, она отломилась. Это все равно, как если бы я схватил эту кошку за хвост!» И чтобы продемонстрировать, как вы ломаете мои статуи, я сам отломил хвост у кошки. А все вы, все вы!