Различия

И мальчик прошел в распахнутую настежь французскую дверь и скрылся в комнате на втором этаже виллы в стиле классицизма. Старик приподнял руки. Запели смычки, скрипки, альты и виолончель... Старик «дирижировал» ими очень уверенно, ему казалось, так уверенно, как ни разу почти из миллиона раз. Мальчик выглядывал из-за бледно-желтой занавески и утвердительно кивал головой, словно ему хотелось воскликнуть: «Так! Так, Маэстро!» Но он не издал ни звука. Элегическая мелодия поднималась вверх и плыла с террасы.

Над пятью потрескавшимися цветочными горшками.

Над обветшавшей виллой рядом с лестницей, которая ведет от Купальни к так называемому замку Белимарковича, над другими домами, крышами и павшими духом флюгерами,

Над неожиданно разбуженным весной парком.

Над Врнячка-Баней.

Над всеми ее окрестностями, лесами, реками и горами.

Над всей этой страной.

Над людьми во всех других странах мира.

Над этим миром в миниатюре, над всеми теми людьми, которые внизу суетились в погоне за здоровьем, любовью и деньгами, которые писали своим близким, что им здесь с каждым днем становится все лучше, и не замечали дрожащих рук, которые поднимались и опускались, то беспомощно расходясь в стороны, то соединяясь — словно в молитве.

БОГОРОДИЦА И ДРУГИЕ ВИДЕНИЯ

Мне никого ни в чем не удалось убедить

Не успеет толком пройти месяц, а то и неделя, иногда неполная, как я снова вижу Богородицу. Хотел бы особо подчеркнуть, что я называю это не видением, а обычной встречей. Кто его знает, может быть, что-то похожее случалось и раньше. Я говорю, может быть. Но тогда я был таким же, как и большинство остальных людей, я не замечал ее. То есть не замечал их. Человек так устроен, он всегда пялится по сторонам, и чем что-то к нему ближе, тем меньше он способен это увидеть. Кроме того, каждая из Богородиц, с которыми я встречался, была не такая, как все предыдущие. Мне потребовалось много времени, чтобы привыкнуть, чтобы отбросить предубеждения, общепринятые представления... А уж потом я больше не ошибался. Словно пелена с глаз спала. Богородицы различались чертами лица, цветом волос и глаз, фигурой и движениями, манерой одеваться и общественным положением, даже возрастом, хотя почти всегда это были молодые женщины, примерно лет тридцати. Однако эти несовпадения меня больше не могли сбить с толку или обмануть.

— Клянетесь, что видите Богоматерь? — повторил старый священник, отец Томо, когда я пришел в ближайшую церковь, Святой Троицы, чтобы поделиться этим опытом с людьми, которые по природе своего призвания больше всех знают о такого рода вещах.

— И при этом всякий раз по-новому, — подтвердил я.

— Как вы сказали... Йованович? — прищурился священник. — От этого, дорогой мой господин Йованович, от того, что вы сейчас рассказали, всего один шаг до соблазна, да и до богохульства недалеко.

Тем не менее, глядя на икону в серебряном окладе, справа от него, икону, на которой Она держит на руках маленького Христа, собираясь накормить Его материнским молоком, иконы, совсем не выдающейся в художественном отношении, кисти какого-нибудь самоучки из краев к северу от Дуная, скорее всего XIX века, глядя на этот лик, освещенный одним-единственным косым лучом солнца, лучом, в котором ясно виднелись роящиеся мельчайшие пылинки, я упрямо возразил:

— Вот как раз такую я встретил в первый раз, в зале ожидания на маленькой железнодорожной станции в Воеводине.

Священник на мгновение словно бы обратил свой взор куда-то очень далеко, будто пытаясь разглядеть там, на севере, то самое место. Потом махнул рукой в знак того, что это напрасно или же что отказывается разубеждать меня. После чего перекрестился и с сожалением произнес:

— Пусть вам поможет сам Господь, наш дорогой Господь Бог... Йованович, послушайте меня, почаще берите в руки Священное Писание... А теперь извините, у меня дела.

Таким образом, поскольку добавить мне было нечего, я остался один. Отец Томо сделал шаг в сторону и продолжил доливать масло в лампады. Делал он это неторопливо, сосредоточенно, так же как в свое время и тот приходской священник, который служил здесь до него, и как его предшественник, и предшественник предшественника, и тот, кто неизвестно как давно служил здесь самым первым. Фитили лампад мерцали перед сонными святыми. Когда я выходил, мне показалось, что я слышу посвященное Ей песнопение:

Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу, Присноблаженную и Пренепорочную и Матерь Бога нашего. Честнейшую Херувим и славнейшую без сравнения Серафим, без нетления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем.