Разминка перед боем

– Ну, не колхоз – это точно, – захохотал Сергеев. – А если серьезно, то пробую приучить людей к тому, что можно и при крепостном праве жить по-человечески. Не знаю, получится ли что у меня, но, как говорится, попытка не пытка…

– Ладно, Виктор, – сказал Тихонов, – давай, трудись. И не забывай, что ты профессиональный военный, а твои знания и опыт надо будет передать здешним коллегам. Ну, и технический прогресс тоже надо двигать вперед.

А я вот ума не приложу – что мне здесь делать. То, что потребуется наладить качественную работу портала – это понятно. Буду работать вместе с Антоном. Он в нашем времени, я – в прошлом.

Только как мне двигать здесь вперед прогресс в области электроники? Тут даже само понятие «электричество» совсем недавно перестало быть чем-то вроде циркового аттракциона. Есть уже серьезные ученые, можно подсказать им несколько идей. Только стоит ли? Ведь сейчас нравы в науке царят патриархальные, и все новые идеи, новые изобретения ученые спешат опубликовать в толстых научных журналах. Словом – по секрету всему свету. Никакого понятия о гостайне. А зачем нам подбрасывать вполне осуществимые технические идеи потенциальным противникам? Ведь они их первыми и осуществят на практике. Вся беда нынешней России заключается в том, что процесс от идеи до ее реализации порой занимает даже не годы – десятилетия.

Можно, конечно, создать что-то вроде сталинской шарашки, куда поместить самых головастых ученых, и полностью засекретить их исследования. Но ведь не прокатит сия идея. Не приучен еще народ к подобным выкрутасам.

– Ну да, – улыбнулся Сергеев, – Николай Павлович уж на что крут, но до товарища Сталина ему далеко. Да и граф Бенкендорф – совсем не Лаврентий Павлович. Ну, а если серьезно, Юрий, можно двигать прогресс и не даря идеи и изобретения потенциальному противнику. Хошь не хошь, а перевооружать русскую армию и флот надо.

Да и не все здесь так уж плохо. Взять, к примеру, капсюльные ружья. В нашей истории русская армия перешла на них в 1842 году – через два года после французов. Или морские мины, которые впервые успешно применили русские во время Крымской вой ны, выставив их на подступах к Кронштадту. Изобрел их академик Якоби, который, кстати, уже построил первый в России телеграф, соединивший Зимний дворец с Главным штабом, Главным управлением путей сообщения и Александровским дворцом в Царском Селе. Ты, Юра, в Петербурге переговори с ним при случае. Думаю, вы друг друга прекрасно поймете…

– Знаешь, Виктор, – ответил Тихонов, – ты, пожалуй, прав. Надо не страдать интеллигентской рефлексией, а просто делать свое дело. Переговорю с Шумилиным, он, похоже, лучше всего разбирается в здешних реалиях. Пусть и решает – что и как.

– Да, пожалуй, так оно будет лучше, – сказал Сергеев, – Шурик у нас – голова…

* * *

С того памятного разговора с императором, где зашла речь о создании Разведывательного управления Российской империи, Шумилин почти неделю изучал документы, любезно предоставленные ему графом Бенкендорфом. Сразу же в глаза бросилась полная беза лаберность в ведении дел и разобщенность существующих уже спецслужб.

Шумилин начал с того, что было проще – с III отделения СЕИВК. Он учитывал то, что внешнюю политическую разведку курировал сам Александр Христофорович. Непосредственно организацией политической разведки занималась Третья экспедиция III отделения. Но при этом работа сотрудников Третьей экспедиции была узконаправленной – они наблюдали за живущими в Европе политэмигрантами и в случае необходимости проводили против них силовые акции – вплоть до похищения и тайного вывоза в Россию.

Но резидентуры Третьей экспедиции находились только в тех странах, где были крупные объединения политэмигрантов. Под наблюдением были русские, проживающие в Австрии, в Пруссии и германских государствах, в Британии и Франции.

Возглавлял русскую политическую разведку чиновник по особым поручениям статский советник Адам Александрович Сагтынский. До этого он занимался аналогичными делами в Главном штабе Военного министерства, а еще ранее руководил разведывательной деятельностью в Австрии и Пруссии. По делам службы он совершил несколько зарубежных вояжей в Европу, где создал разветвленную разведывательную сеть, в том числе и из так называемых «разведчиков-литераторов», таких как бывший декабрист и «невозвращенец» журналист Яков Толстой, барон Швейцер, ставший резидентом русской разведки в Берлине и Вене. Им был завербован талантливый французский журналист Шарль Дюран.

Все они, кроме ведения чисто разведывательной деятельности, занимались тем, что в наше время называли контрпропагандой. В европейских газетах они своими публикациями опровергали регулярно появлявшиеся там неблагоприятные отзывы о России и об императоре Николае I.