Разминка перед боем

Он любил это здание, связанное с юностью и первыми, самыми счастливыми годами семейной жизни. Недаром Николай называл этот дворец на Фонтанке «Аничковым раем». Его не пугал даже призрак Белой дамы, который бродил по коридорам дворца. Это была полупрозрачная фигура, одетая в белый балахон.

Правда, встреча с этой дамой чуть не стоила Николаю жизни. Он отделался не легким испугом, а скорее, легким приступом удушья. Император рассказывал своему лейб-медику, что из стены вышла прозрачная женская фигура и протянула ему руку. Белая дама пыталась что-то поведать Николаю, но от сильного потрясения он ничего не разобрал.

Было это на самом деле или нет, никто не знает, но с того момента император стал чрезвычайно набожным. Поэту Жуковскому, который был воспитателем цесаревича Александра Николаевича, настолько запала в душу эта история, что он хотел даже написать поэму о Белой даме, но император был категорически против.

И вот вместо призрака перед взором Николая явился его хороший знакомый, скорее друг, человек из будущего Александр Павлович Шумилин. Он почтительно поздоровался с самодержцем, но глаза его смотрели на императора так, что тому снова вспомнилась встреча с Белой дамой. По спине у Николая пробежал холодок.

– Ваше величество, – сказал Шумилин, – я попрошу вас серьезно отнестись к тому, что я вам сейчас расскажу…

Шумилин с разрешения императора присел, разложил на большом овальном столе бумаги, которые принес с собой, и посмотрел на Николая. Тот вопросительно смотрел на своего гостя.

– Александр Павлович, – сказал Николай, – я вас внимательно слушаю. Зная вас, я полагаю, что ваша просьба об аудиенции вызвана вескими причинами. Говорите, я готов выслушать любые, даже неприятные мне слова, лишь бы они помогли нашей матушке России.

– Ваше величество, я хочу поговорить с вами о реформах, которые рано или поздно придется проводить в России. Помните, я давал вам почитать книгу о царствованиях вашего сына, внука и правнука. И вы согласились со мной, что многие из реформ, которые провел в шестидесятых годах ваш сын и наследник, оказались несколько запоздалыми. А потому отставание от экономически и финансово более развитых стран Европы становилось все более и более значительным. А закончилось все… Вы ведь помните – чем все закончилось в феврале 1917 года.

Император внимательно выслушал весьма неприятные для него слова Шумилина. По лицу его пошли красные пятна, но он, к удивлению Александра, не вспылил и сдержал себя. Помолчав пару минут, Николай вздохнул и, внимательно посмотрев на Шумилина холодным взглядом голубых глаз, тихо произнес:

– Александр Павлович, я понимаю вас. Вы искренне хотите нам помочь. И помогаете – я помню, что вы сделали для моей любимой дочери. И то, что Россия отстает от европейских держав, для меня не секрет.

Но и вы должны меня понять. Ведь реформы – это своего рода революция. А вы помните, с чего начиналось мое царствование? Вот то-то же… Я категорически против любых революций.

– Да, ваше величество, – ответил Шумилин, – я вас прекрасно понимаю. И уважаю за то, что вы не побоялись вступить в борьбу с мятежниками, которые погрузили бы Россию в хаос и кровопролитие.

Воспитатель наследника Василий Андреевич Жуковский как-то сказал: «Революция – это когда после понедельника наступает среда. Но нельзя вернуться из понедельника в воскресенье». Золотые слова… Поэтому надо все хорошо продумать, чтобы реформы не превратились в революцию. Хотя, с учетом нашего русского характера, это очень трудно.

Николай, внимательно слушавший Шумилина, улыбнулся и кивнул.

– Эх, Александр Павлович, если бы знали, как я мучаюсь, когда пытаюсь закончить то, что задумал в свое время мой покойный брат – освободить крестьян. И мне столько уже удалось сделать… Впрочем, что я вам об этом рассказываю – вам это прекрасно известно.

Шумилин кивнул. Тихой сапой Николаю удалось создать несколько Секретных комитетов, которые под руководством графа Киселева занимались разработкой крестьянской реформы. Позднее все наработки отца будущий император Александр II использует при подготовке своего знаменитого мартовского манифеста 1861 года об отмене крепостного права.

– Ваше величество, – сказал Шумилин, – я понимаю ваши колебания. Ведь вы фактически замахиваетесь на все дворянское сословие, которое вряд ли будет в восторге от того, что вы объявите крестьян лично свободными. Но нельзя быть хорошим для всех. Да и, честно говоря, учитывая задолженность помещиков перед казной, можно большую часть их крестьянских душ освободить с помощью чисто финансовой операции – назначить срок уплаты долга, после чего конфисковать их имения как у несостоятельных должников.

Николай поморщился. Ему явно не хотелось обижать, как он считал, опору трона. Но и существующее положение вещей не могло продолжаться вечно.

– Александр Павлович, так что же вы предлагаете? – спросил император. – Вы хотите, чтобы я освободил крестьян вот так, сразу? Но это же вызовет бунт, еще более ужасный, чем события 14 декабря.