Как только игра закончилась, представители оргкомитета турнира спешно провели меня в кабинет главного арбитра, расположенный рядом с коротким туннелем, через который игроки попадают на арену имени Луи Армстронга. Там врачи раздели меня и поставили капельницу первой помощи. Если вы никогда не имели дело с такими капельницами, поверьте — это чудодейственное средство! В растворе содержится вода, обогащенная различными минералами, которая быстро ликвидирует обезвоживание. Поскольку раствор вводится внутривенно, получается мгновенный эффект. Буквально через несколько секунд после того, как жидкость поступает в кровь, вы из почти законченного зомби превращаетесь в свеженького бодрячка. Когда капельница сделала свое дело, первое, что я увидел, было знакомое лицо Витаса Герулайтиса.
Заметив, в каком я состоянии, Витас поспешил за мной, выскочив из своей комментаторской будки, как только прозвучал последний удар по мячу. Он даже сбегал в раздевалку за моей одеждой и вещами (тогда раздевалки были далеко от стадиона). Вернувшись, Витас подождал, пока я оденусь, взял мою сумку с ракетками и помог мне выйти. Едва мы ступили за порог, засверкали вспышки, и я увидел длинный ряд репортеров, поджидавших меня в проходах стадиона.
Я не стал давать интервью, сказав лишь, что прежде всего мне требуется отдых. Но Витас успел обменяться парой слов с несколькими журналистами, которых мы оба знали. Потом спортивный обозреватель нью-йоркской «Daily News» Майк Лапика опубликовал отличный материал, точно передавший ту атмосферу. По преимуществу статья была посвящена дружеским узам, связывавшим нас с Витасом. Прочие журналисты описали матч с захватывающими подробностями, и все, похоже, признали, что это была поистине «борьба гигантов».
Мне и в голову не приходило, что я вижу Витаса в последний раз. Через несколько недель он умер в результате несчастного случая — задохнулся угарным газом, когда ночевал в доме для гостей в имении своего друга в фешенебельном районе Хэмптоне (Лонг-Айленд). Узнав об этом, я тут же позвонил матери Витаса. Как и все, я называл ее просто «миссис Джи». Друзья Витаса (а их было множество) ее обожали, она же всегда — в любой день или уикенд — старалась состряпать что-нибудь вкусное для Витаса и его приятелей. Когда я до нее дозвонился, она от горя едва могла говорить. Это было невыносимо тяжело. Вместе с огромным числом людей (как из теннисного мира, так и извне) я оплакивал потерю замечательного друга.
Тогда я, конечно, не подозревал, что будущее готовит мне еще более тяжкие испытания.
Глава 6
На пути к славе
1994-1995
Проблемы с новой обувью фирмы Nike помешали мне успешно закончить 1994 год, хотя я и набрал к тому времени хорошую форму. Пропустив несколько турниров, я потерял не только призовые деньги, но также и бонус в 1,6 миллиона долларов. Я получил бы его от АТП в том случае, если бы не только завершил год на вершине рейтинга, но еще и выполнил бы все свои турнирные обязательства — то есть выступил на всех турнирах, в которых пообещал участвовать. (АТР таким образом старалась заставить спортсменов играть как можно чаще.) Но из-за травмы ноги это стало невозможным.
Как правило, подписание рекламного контракта не влечет за собой каких-либо последующих осложнений и риска (за исключением, пожалуй, только контрактов по ракеткам), но иногда все же случаются конфликты.
Фирма Nike была убеждена, что производит отменную обувь, и видела корень зла скорее в моих ногах, нежели в своих изделиях. Ситуация складывалась непростая: я только что установил с фирмой Nike спонсорские отношения, которые, как я полагал, окажутся длительными (я всегда предпочитал долговременные, прочные связи во всех аспектах жизни), и использовал ее экипировку, вступая в золотую пору своей карьеры. Менее всего я желал размолвки с Nike, которая уже начала активную рекламную компанию своих спортивных товаров (и даже выпустила серию роликов под общим названием «Король свинга»). Поэтому «обувные проблемы» я решил считать досадными издержками начального периода наших взаимоотношений. Действительно, не прошло и шести месяцев, как мне сделали отличные туфли, «Air Oscillate», в которых я выступал до самого конца карьеры.
Осеннее европейское турне 1994 г. я начал в Стокгольме. Однажды вечером, когда я был на тренировке, Тим Галликсон вдруг потерял сознание, рухнул на стеклянный кофейный столик и изрезал себе лицо.
Он тогда сидел на какой-то мудреной диете и много бегал. Тим вообще был слегка помешан на здоровье и не обходил вниманием ни одной, даже самой экстравагантной, диеты.
Когда меня разыскали на кортах и сообщили, что мой тренер в больнице, я был ошеломлен. Но поскольку мне сказали, что ничего страшного нет — он просто упал в обморок и порезался, я вышел на матч, выиграл и только потом поехал к Тиму. Выглядел он так, словно его изрядно отделали в баре. Врачи предполагали, что обморок и потеря сознания свидетельствуют о проблемах с сердцем.