Размышления чемпиона. Уроки теннисной жизни

По собственной инициативе я бы ни за что не полез на трибуны. Будь это предложено мне заранее, я наверняка отказался бы: «Наша семья не любит светиться, родителям все это ни к чему. Так что, пожалуй, не стоит». Но когда Пол сделал мне знак, меня осенило: он прав! Похожее чувство я испытывал, когда меня пригласили выступить на погребении Тима Галликсона. Первая реакция — избежать нездорового внимания. Но и тогда, и теперь в решающий момент я знал, как должен поступить. Позднее я спросил Пола, зачем он подал мне сигнал, и в ответ услышал: «Часто тебе доводилось бить рекорды „Большого шлема“ в месте, которое так много для тебя значит, и перед людьми, которые тебе так дороги?»

Репортеры, разумеется, запечатлели, как я обнял отца. Снимки эти широко разошлись и попали во все газеты. На следующее утро отец позвонил из своего отеля в центре Лондона несколько ошарашенный и сообщил, что теперь его — Сэма Сампраса — узнают на улице и поздравляют!

Поскольку я добился выдающегося успеха, то после матча был просто нарасхват. Чиновники из АТП-тура сновали вокруг, отбирая наиболее выгодные для них и для меня шоу и передачи: Чарли Роуз, Дэвид Леттермен, Ларри Кинг, «Today»... Все хотели получить индивидуальное интервью. Меня буквально разрывали на части, и я едва подоспел к окончанию Бала чемпионов, причем даже не переодевшись. Там я произнес краткую речь и поспешил в мой уимблдонский дом — принять душ и выпить бокал шампанского с Бриджит, Полом и родителями.

Наконец-то я мог расслабиться. То был один из счастливейших моментов в моей жизни! Вольготно раскинувшись в кресле, несмотря на боль в ноге, я расплылся в широкой улыбке, выражавшей полное удовлетворение, и подумал:

«Да, жизнь несовершенна, но порой до совершенства рукой подать».

На следующий день нам предстоял отъезд. Тем временем звонки и факсы хлынули в Лондон и Лос-Анджелес. Я пока не обзавелся сотовым телефоном, и поймать меня можно было только по двум домашним номерам. С поздравлениями позвонили Тодд Мартин, Джим Курье и Андре Агасси. Михаэль Штих и Моника Селеш прислали факсы.

Моника нередко отправляла мне факсы, пока я играл. Но в принципе у нас сложились не вполне обычные отношения. Все началось в Лос-Анджелесе, вскоре после того как у Тима обнаружили рак. Кто-то (скорее всего сотрудник IMG — промоутерской фирмы, представлявшей ее и мои интересы) сообщил мне, что Моника хотела бы со мной поговорить.

Через несколько дней мы встретились на игре «Лос-Анджелес Лейкерс», поздоровались, завязали беседу, и я, между прочим, сказал, что на следующий день лечу частным чартерным рейсом в Тампу. Моника спросила, нельзя ли полететь со мной: в то время она тоже жила недалеко от Тампы. Я сказал: «Конечно. Мы вылетаем завтра в полдень из аэропорта „Ван Найс“».

Ее просьба немного удивила меня — ведь мы были едва знакомы. Но вскоре я узнал причину. В то время как я терял Тима, Моника теряла отца, Карольи, — он тоже умирал от рака. Вот почему ее привлекало мое общество.

Наша встреча случилась после того, как Монику ударил ножом в спину безумный немецкий болельщик, и я сознавал, что этот инцидент также является для нее источником тяжелых переживаний. Я был тронут тем, что она решила обратиться ко мне в столь трудное время. И хотя я не привык к подобным разговорам, мы побеседовали о наших близких и даже немного о нападении на Монику. Я понял, как сильно потряс ее тот ужасный случай, и мне стало ясно, почему она так долго не возвращалась в теннис. После совместного полета между нами возникла прочная взаимная симпатия. Моника оказалась очень заботливым, внимательным другом, хотя виделись мы не слишком часто.

Наверное, было бы знаменательно, если бы я сумел установить очередной рекорд (в немалой степени основанный на моем теннисном долголетии) в матче с игроком, еще не входившим в число профессионалов, когда я выиграл свой первый турнир «Большого шлема». Чтобы добиться славы, прежде всего необходим талант, чтобы сохранить ее — постоянство .

Я играл со многими одаренными теннисистами моей эпохи, пусть и не всегда полностью раскрывшими свой талант (они перечислены — с моими комментариями — в приложении к этой книге), и в 2000 г. мне выпал шанс отметить десятую годовщину моего первого выступления на турнире «Большого шлема» там же, где я тогда одержал победу, - на Открытом чемпионате США. Но на моем пути оказался один из новых соперников — Марат Сафин.

На матч я выходил с хорошим настроем, хотя раньше, летом, уже проиграл талантливому новичку из России. Не думаю, что в этом финале Открытого чемпионата я сыграл плохо. Просто Марат шутя брал мои вторые подачи, мощно подавал, а все мои приемы были для него легкой добычей. Я только бормотал: «Вот это да!» и пожимал плечами в надежде, что он не сумеет так же хорошо провести целый матч. Но он сумел — как и юный Сампрас в 1990 г. Еще одно подтверждение верности библейского изречения: «Все возвращается на круги своя...»