Разночинец (СИ)

Буквально чувствуя царапающие меня взгляды, с показной невозмутимостью я поднял наполненную самогоном рюмку, глянул сквозь неё на огонь керосиновой лампы и, коротко выдохнув, одним махом опустошил. Помотав головой «хорошо пошла», тут же занюхал подвернувшимся куском хлеба.

– Что? Как? Но откуда?

Проигнорировав град вопросов, я дотянулся до тарелок и соорудил себе бутерброд из куска сала и половинки картошки. А что? Самое оно после самогона...

– Семён Семёнович, мы тут конечно уже немного посидели... – Наумов протрезвевшим взглядом обвёл стол – но уверяю вас, еще не поздно отказаться от своих слов.

– Господа, признаюсь вам как на духу, я был готов и раньше продемонстрировать вам все доказательства, но вы так глубоко погрузились в спор, что отвлечь вас не было никакой возможности. А теперь... – я в показном сожалении развёл руками.

– Да чёрт с ними, с деньгами! Вы в самом деле можете создать конструкцию по условиям уважаемого Петра Акакиевича? – окрылённый надеждой Наумов прямо-таки боялся поверить своему счастью.

Я твёрдо кивнул. Не знаю, кто по должности этот Петр Акакиевич, но он был против моего начальства. А своих надо поддерживать, хоть они и немного замшелые. Вон, эмансипированных женщин пороть собрались... Глупые! Их сначала гладить надо, а потом... Кхм, в общем, глядишь, так потихонечку и удастся семена равноправия посадить на чёрствых полях их душ.

– Что вам потребно для этого?

Я повторил процедуру с рюмкой самогона. Хотя чего я думаю? Раньше сделаю – быстрее деньги получу

– Там у вас остались ещё листы бумаги? Позвольте один?

Сграбастав требуемое, я немного прикинул и в несколько движений сложил известный всем мальчишкам времён моей молодости бумажный самолётик. Аккуратно проведя пальцами по сгибам бумаги, я перехватил конструкцию за середину и, зачем-то дунув в хвост, плавным движением руки запустил его в полёт.

Моя бумажная птица взмыла над столом и, свалившись на крыло, рванула в угол предбанника по пологой дуге. Лёгкий стук самолётика об бревенчатые стены тут же сменился грохотом отодвигаемых лавок и шлёпаньем босых ног по полу. Бильярдный звук столкнувшихся голов стал закономерным завершением голожопого марш-броска по предбаннику.

– Там, если уголки на крыльях немного подогнуть, то можно внести корректировку в траекторию полёта – я обратился к торчащим филейным частям.

Взглянув на меня каким-то безумным взглядом, капитан дрожащей рукой чуть-чуть подогнул краешек крыла и немного дёрганным движением отправил самолётик во второй полёт. На этот раз бумажный боинг закрутился винтом, но, сохранив прямолинейную траекторию, гулко стукнулся об входную дверь.

– Макарка! Ты где? Одежду давай! Душа простора требует!

Вот что значит офицер, хоть и конвойный. Сразу сообразил, что летательная техника не терпит малых расстояний. Тем временем отошедший от первоначального шока коллектив алкоголиков уже сгрудился вокруг меня и потребовал повторить конструкцию по числу присутствующих здесь лиц.

Успокоив их, я принялся клепать первую в мире авиационную дивизию бумажных самолётиков. Или это полк по численности? В общем-то, всё равно: аккуратно проговаривая последовательность действий для уже накинувших одежду, я складывал самолётик за самолётиком. Где-то ближе к концу страждущих меня прошиб холодный пот: а что отвечать, когда спросят, откуда я знаю эту конструкцию? Студент, мать меня за ногу!

Однако всем пока было абсолютно всё равно до моих переживаний. Обретя желаемое, спорщики ломанулись на улицу лично убеждаться в пригодности полученной конструкции. Последним, прислушиваясь к доносящимся со двора крикам, покинул меня тот самый Петр Акакиевич. Правда, надо отдать должное, перед этим толкнул в мою сторону тарелку с наваленными горкой деньгами.

Хищно оскалившись, я быстренько собрал все ассигнации в стопочку и аккуратно свернул их в трубочку. Теперь сверху оберну оставшейся бумагой, и на посторонний взгляд это будет выглядеть... Да чёрт его знает, как это будет выглядеть, но точно не кошельком, полным денег. Натягивая ещё влажную одежду, я взглянул в окно. Пионеры авиации старательно изображали из себя ветеранов броуновского движения, носясь за мелькающими в темноте серыми проблесками. Надо выйти, подсказать им про освещение. Небось на такое зрелище с десяток ламп найти можно...

***

– Семён! Да стой ты, маракуша этакая!

Узнав голос Ефима, я остановился и повернулся к нему. Ко мне, припадая на одну ногу, хромал мой напарник по приключениям. Приглядевшись получше, я мысленно присвистнул: ладно нога, её просто подвернуть можно. Но вот уже начинающую раздуваться физиономию под такое подвести сложно, как и разодранную до пупа рубаху.

– Там этот... Ну который чернявый, по-нашенски ещё так смешно разговаривает... – он попытался сплюнуть, но вместо этого закашлялся.

– Микеладзе?

– Ну политический который... – казалось, Ефим меня не слушает – в общем, я ему ключ достал...

– Как? А где ты кузнеца нашёл в такую пору?