Разные люди

— Ну-ну, друзья, не будем отвлекаться, — миролюбиво сказал вальяжный. — Лучше расскажите нам, дорогой Федор Терентьевич, как и куда вы тратите ваши премии. Ведь с такой превосходной памятью для вас это, так сказать, пара пустяков?

— Про то, как я свои деньги трачу, я отчет дам только прокурору, Павел Иванович! — Глаза Федора Терентьевича против воли прищурились. — Я человек маленький, но в своем праве куда хочу их подевать, и делу конец, елки-моталки!

— Согласен с вами, Федор Терентьевич, согласен, — замахал руками вальяжный. — Я только так спросил вас, из чистого любопытства. Нам тут отдельные товарищи подсказали, что дирекция часто устраивает пьянки и закоперщиком у них выступает Ястребов. Что вам об этом известно?

«Ну и народ, — подумал Федор Терентьевич, — сами ни уха ни рыла не знают, а вопросы дурацкие задают! Да Пятый водки в рот не берет, никак, лет пять или шесть, с той поры, как пытался лечить язву свою медом на спирту. Про это в институте, считай, каждая собака знает!»

— Про то не слыхал, но думаю, что брехня.

— Тогда у меня последний вопрос: что за человек Семен Иванович Дятлов — водитель автомашины Ястребова? Можно ему доверять?

— Человек как человек, — пожал плечами Федор Терентьевич, — Бойкий больно, а так ничего парень. Технику знает, раньше работал на дежурном автобусе, так тот автобус завсегда был исправный и пол в нем чистый. А теперь сопляка Веньку посадили, так в автобусе том что твоя помойка!

— Что же, все ясно, — кивнул вальяжный. — Альберт Евсеевич, у вас будут вопросы к Федору Терентьевичу?

— Разумеется, Павел Иванович. Скажите, Чистосердов, ваш отдел помещается напротив институтского гаража?

— Так точно!

— У меня есть достоверные данные, что заместитель директора Корнилов регулярно заправляет свою личную автомашину марки «Волга» М-21, цвет бирюзовый, государственные номерные знаки ЛЕВ 11-00, в вашем институтском гараже. Что вам известно по данному вопросу и можете ли вы подтвердить это письменно?

…Корнилова в институте называли Четвертым, но, в отличие от всех других заместителей директора, включая и собственного шефа, для Федора Терентьевича он был просто Никита Алексеевич. И даже не просто, а от всей души и от большущего к нему уважения…

Никита Алексеевич поступил в институт недавно и по годам годился ему в сыновья, но, считай, с первых дней сложились у них какие-то свои отношения, крепнувшие день ото дня. Держался Никита Алексеевич строго и с достоинством, но были в нем ровная приветливость и еще что-то до поры до времени Федору Терентьевичу непонятное, но располагавшее его к новому замдиректора.

До прихода Никиты Алексеевича на этой должности сидел сонный старичок Викентий Владиславович, которого с незапамятных времен подмял и заставил плясать под свою дудочку хитрый и надменный начальник отдела капитального строительства Роман Иванович Колотыркин, сорокапятилетний румяный ухарь, строивший насмешки над самим Федором Терентьевичем. В роте у Федора Терентьевича, помнится, тоже был один такой, так пришлось с ним ох как помаяться, пока человеком сделали, елки-моталки.

Оба они трудились, должно быть, не слишком сноровисто, план несколько лет кряду не тянули, и, понятно, дело кончилось тем, что Викентия Владиславовича спровадили на пенсию, а на его место позвали молодого и бойкого Никиту Алексеевича.

Случайно получилось так, что столкнулись они недели через две после его прихода в институт, когда Маня Акифьева опять в слезах заявилась к Федору Терентьевичу и наотрез отказалась прибирать кабинет Колотыркина, который вконец замучил ее придирками и грубостями. И тогда не любивший жаловаться Федор Терентьевич решил поговорить насчет Колотыркина с Никитой Алексеевичем. Новичок молча выслушал его рассказ, уточнил, как было дело, приказал секретарше вызвать к нему Романа Ивановича и так его отчихвостил, что Федор Терентьевич раз навсегда зауважал Никиту Алексеевича. Он не кричал и даже ни разу не повысил голоса, а всего лишь высмеял Колотыркина, но сделал это хлестко и настолько едко, что спесивый Роман Иванович сначала побелел, потом побагровел, а минут эдак через пять задергался, как кукла на ниточках, которую, бывает, показывают в телевизоре! И с той поры стал шелковый, елки-моталки!