Разоренный год

Андреян хорошо знает приветливый нрав князя Дмитрия Михайловича. Никогда не бывало, чтобы князь Пожарский прикрикнул на кузнеца или обидел гневным словом. Наоборот, остановится князь Дмитрий Михайлович у кузницы и, пока длится переправа, расспросит Андреяна, как, мол, живется-можется кузнецу и много ли у него работы. Даже про Сеньку спросит, не балуется ли мальчуган. А случится подле кузницы Сенька, князь и с Сенькой поговорит и, отъезжая, непременно что-нибудь подарит — серебряную денежку, или роговой свисток, или другое что случится.

Все это вспомнилось Андреяну, когда он очутился в овраге, спасаясь от шляхты, которая нагрянула в Мураши. И подумал Андреян, что одна только у него теперь защита — князь Пожарский.

До села Мугреева, где жил теперь князь Дмитрии Михайлович, было недалеко. За какой-нибудь час Андреян добежит до Мугреева, повидает князя и расскажет ему о беде, что стряслась в Мурашах. Может быть, у князя хватит силы выгнать шляхту из Мурашей и отобрать у них мужицкое добро…

Решив так, Андреян бросился по тропинке вверх по течению ручья. Пробежав с версту, кузнец очутился в поле, на глухой проселочной дороге, которая змейкой вилась от Мурашей до Мугреева. Андреян остановился перевести дух и увидел в стороне Мурашей огромный столб черного дыма. И оттуда, из-за дымного столба, рвался набат: «Бам, бам, бам…»

— Худо, ой, худо! — пробормотал Андреян и, задыхаясь, припустил дальше, по дороге в Мугреево.

Уж так-то надо было Андреяну рассказать князю Дмитрию Михайловичу о мужицкой обиде и спросить, что же им, мужикам мурашовским, теперь делать… Что делать, за что ухватиться?

СЕЛО МУГРЕЕВО

Усадьба Дмитрия Михайловича Пожарского раскинулась по отлогому холму, огороженная острым тыном. Вела к воротам усадьбы широкая улица. Она начиналась от березовой рощи на берегу мелководной речки Лух. По улице, по обеим ее сторонам, шли сначала пустыри, плетни, овины, огороды; а после каменной церковной ограды тянулись в два ряда забранные низенькими изгородями крестьянские дворы. Все это вместе и называлось селом Мугреевым, княжеской вотчиной.

Андреян прибежал в Мугреево, весь мокрый от пота. Рубаха на Андреяне была разорвана, и колпак с головы он где-то потерял — должно быть, еще в овраге.

Ворота княжеской усадьбы стояли теперь по целым дням раскрытыми настежь. Сноповоз был в разгаре, и множество телег теснилось подле амбаров, вытянутых в ряд по правой стороне обширного двора. На телегах высились горы ржаных снопов, свезенных сюда с окрестных полей.

В высоком, худом, как кащей, старике Андреян узнал княжеского приказчика. Звали старика Федосом Ивановичем, а прозвище ему было Суета.

Андреян бросился к нему.

Федос Иванович не сразу узнал мурашовского кузнеца в растерзанном человеке, с лицом в копоти и саже. Но Андреян сам напомнил ему о себе.

— Али не признал, Федос Иванович? — молвил Андреян, подбежав к старику вплотную. Волосы у Андреяна были всклокочены; разорванная рубаха взмокла от пота; дышал Андреян тяжело. — Андреян же я! — твердил он задыхаясь. — Ну, Андреян из Мурашей. Кузнецы мы… Князя Дмитрия Михайловича людишки.

— Фу ты, эк тебя! — крякнул Федос Иванович. — Словно повесили тебя, мужик, на высокой осине на гнилой веревке, а ты будто с петли сорвался и сюда прибежал. Ну, вижу, что Андреян ты. Что я, кузницы твоей не знаю?

— Беда, Федос Иванович, сотворилась! Веди, отец, меня к князю.

— Экой ты, мужик! Ты думаешь, тебе князя видеть — все равно что в кулак чихнуть. Князь-воевода только-только из Зарайска приехал… на побывку. Еще как следует не отдохнул с дороги. А ты — «беда… веди меня к князю»! Ну, какая у тебя беда? Ястреб цыпленка уволок?

— Шляхта в Мурашах наездом. Вот какая наша беда! Тащат из амбарушек все, что гораздо. С Настасеиного конца село подпалили. Меня с собой увезти хотели силком, чтобы, значит, работал я на них. Им, вишь, кузнец надобен, сабли им ковать на наши головы…

Андреяна уже слушал не один Федос Иванович: чинов окружила их обоих плотной стеной.

— Это как же так? — пронеслось в толпе. — Наедут, поганые, достаток пограбят…

— Не только что пограбят — в полон уведут. Сгинешь безвестно.

— Кузнец им надобен, так они — Андреяна.

— Кузнец надобен? Погибель им надобна!

— Отколь взялись? Жили мы — такого горя не знали…

— Веди, Федос Иванович, кузнеца к князю. Дмитрий Михайлович рассудит.

— Сегодня шляхта в Мурашах пирует, а завтра жди их сюда, в Мугреево…

— Это уж как повелось.

— Худо оно повелось, братцы, ой, худо!

— К князю! Все идем в князю! Айда за кузнецом к Дмитрию Михайловичу, Федос Иванович!

Федос Иванович слушал все это, понурив голову. Но, когда заметил, что возчики всерьез задумали всей гурьбой идти к князю, сразу засуетился.

— Что вы, что вы! — замахал он руками. — Пускай кузнец один идет. А вы тут оставайтесь. Наследите вы там, мужики косолапые, на высоком крыльце…

Но возчики все до одного двинулись вверх, к княжеским хоромам, увлекая с собой и Андреяна. Федосу Ивановичу ничего не оставалось, как присоединиться к толпе.

ОЛОВЯННЫЙ ПЕТУШОК