Сердце измученное зашлось еще сильнее. Мне неоткуда ждать помощи. Они стая, они все за него, и я в глазах каждого из них — тварь, посмевшая предать их альфу. Обстоятельства роли не играют, объяснения не нужны, пощады не будет.
Безвольной куклой в его руках висела, то и дело проваливаясь в темный туман, пока Кирилл выносил меня из леса. Быстрым шагом, не разбирая дороги, то перескакивая через овраги, то продираясь сквозь кусты. Каждое его движение — пытка, усиливающая агонию.
Сколько длился этот переход, я не знала. Может 5 минут, может час, может целую вечность, но мы вышли из леса на проселочную дорогу, ровно в том месте, где стоял его пикап. Закинул в багажник и недовольно на руки свои посмотрел — все в моей крови:
— Черт, — ругнулся и, обойдя машину, сел за руль.
Пикап дернулся, когда Нечаев двигатель завел и до упора педаль газа вдавил. Меня тряхнуло, откинуло к бортику, так что ударилась сильно изодранной спиной. Горячая волна накрыла с головой, и сопротивляться уже не было сил.
Провалилась в забытье, а когда в себя приходила, машина все вперед ехала, петляя по темной дороге, а сверху глядели равнодушные далекие звезды.
Мне было холодно, трясло, зуб на зуб не попадал. Попробовала в комочек сжаться, но не получалось, руки ноги не слушались. Больно. И боль в исковерканном теле — ничто по сравнению с той катастрофой, что разыгралась внутри меня. Что-то не так, что-то неправильно, но нет сил разбираться, что именно.
Я умирала. Физически, морально. Мне не за что было ухватиться, что бы выкарабкаться. Никто не собирался мне помогать.
На востоке рассвет забрезжил, когда мы въехали в какой-то захудалый городишка, покружились по узким, раздолбанным улицам и, наконец, к больнице вывернули.
— Приехали! — процедил Кирилл, и за руки к себе подтянул, как мешок с картошкой. Снова боль прострелила от плеча, по спине, и снова раны разбередило.
Захныкала жалобно, готовая умолять оставить меня в покое, но голоса не было, и губы пересохшие, растрескавшиеся не шевелились. Кирилл никак не отреагировал на мои слезы, даже не смотрел на меня
Снова у него на руках, все еще живая, но мечтающая умереть.
Зашли внутрь приемного отделения, пропитанного тем самым запахом, характерным для больниц. Едким, терпким, вызывающим першение в горле.
Мой конвоир, не стучась, пнул дверь и прошел внутрь, в приемную, где за старым, покосившимся столом дремал медбрат, свесив нечесаную голову на грудь. От нашего появления встрепенулся, слюни подтер недовольно и на ноги поднялся:
— Что еще?
— Вот, в лесу нашел, — Кирилл поднес меня к койке и уложил. В этот раз почти заботливо, вно на публику играя.
— Что с ней?
— Я откуда знаю! В крови вся! Машину мне всю испоганила.
Медбрат повернул меня на живот тоже не проявляя особой нежности, ткань разодранную, присохшую к ране чуть приподнял.
— Мать честная! — выдохнул, опалив застоявшимся ароматом перегара.
— Что? — Кир играл на полную.
— Собаки ее изодрали. Или волки.
— Бедная, — только в голосе сожаления нет совершенно, лишь холодная уверенность и приговор.
— Молодая девчонка, а так ее истерзали.
— Ничего оправится. Зато наперед головой думать будет, и не станет соваться, куда не просят. Не маленькая, должна понимать, что в темном лесу звери водятся. Еще легко отделалась. Жива и ладно, — эти слова для меня предназначались. Сухие, предупреждающие, что все могло быть гораздо хуже.
Медбрат по внутреннему телефону вызвал врача, и снова к Кириллу обратился.
— Как ее зовут?
— Понятия не имею, — хмыкнул Кир, поглядывая на меня исподлобья, — говорю же, нашел в лесу. Привез. Вам сдал. На этом считаю свою миссию завершенной.
— Оставьте свой номер телефона, вдруг вопросы возникнут.
— И не подумаю. Она мне никто, чем мог — помог, остальное меня не касается.
Спасибо. Спасибо Кирилл за помощь. Ты… ты настоящий друг.
Снова начинаю проваливаться в беспамятство, не видя смысла в борьбе:
— Эй, ты что это задумала! Не смей! Не в мою смену!
В этот момент дверь хлопнула, оповещая о том, что бета клана из Черных Тополей ушел, окончательно выкидывая меня из жизни стаи.
Хмельной медбрат хлопал меня по щекам, совал под нос ватку, пахнущую нашатырем, делал все, что бы я не отрубилась до прихода доктора. Когда, наконец, в помещение вошел высокий, сухой как жердь врач, он облегченно выдохнул, поспешно передавая меня в другие руки.
— Ты опять напоролся что ли? — врач брезгливо поморщился.
— Никак нет, Семен Иванович.
— Эх, Белов, нарываешься. Твое счастье, что работать совсем некому, с то вылетел бы отсюда со свистом. Ладно, что тут, показывай.
— Вот в лесу нашли, зверье напало.
— Кто нашел?
— Мужик какой-то, он уже уехал.
Врач недовольно покачал головой и склонился надо мной:
— Так, давай ее в операционную. Чистить все надо, промывать и заштопывать.