Разорванная пара

Волчара тоже приуныл, уже не рвался бежать, задрав хвост, потому что не знал куда, не чувствовал, не понимал. Да, дружище, встряли мы с тобой. Ой как встряли. И винить в этом некого, кроме самих себя.

Из-под кровати достал картонную коробку, украшенную замысловатыми цветами. То немногое, что я не выкинул, после того, как Таню из стаи изгнал. Рука не поднялась.

Я помнил, как Танюша ее делала, обклеивала, увлеченно высунув кончик языка. Она любила создавать своими руками красивые штучки. Легкие, изящные, светлые, как она сама.

В этой коробке лежало все, сделанное ей, с любовью и увлечением.

Вот рРезная открытка, которую она подарила мне на Новый год. Безделица, но такая милая. Сердце сжалось, когда вспомнил, как горели ее глаза в тот день. Рамочки, купленные в простом магазине и превращенные ей ею в произведения искусства. Все пропитано ее светом и теплом, во всем частичка ее души.

Конверт с фотографиями, которые она вырезала из разных журналов. На них запечатлены места, в которых ей так хотелось побывать. Сказочный домик где-то в глуши, водопад в Африке, северное сияние, старый маяк на каменистом мысе. Она с таким увлечением могла об этом говорить.

Черт. Что же делать? Как ее найти?

Содержимое коробки разбередило старые раны, и вместо желанного успокоения я получил целый ворох болезненных воспоминаний, тыкающих тыкавших меня мордой в дерьмо, напоминающихнапоминавших, что потерял, и по чьей вине.

Сгреб все добро обратно в коробку, затолкал ее под кровать и лег спать, надеясь, что с утра что-то изменится.

Мне снились холодные, соленые брызги и грохот волн, разбивающихся о камни. Надо мной возвышался старый маяк. Стены его с годами обветрились, посветлели, покрытые морской солью, ступени, ведущие к нему, местами обвалились, растрескались, но я шел вперед. Мне хотелось подняться наверх, посмотреть со смотровой площадки по сторонам. Не знаю зачем, просто надо, сердце тянуло вперед.

Перескочив через провал, оказался на узком крыльце. Надо мной с протяжными криками проносились упитанные чайки, и хмурое, свинцовое небо недовольно клубилось, будто сердясь сердилось на мое вторжение. Я здесь лишний.

Старая, испещренная временем дверь открылась с пронзительным скрипом, обнажая передо мной темные внутренности маяка. Не торопясь бежать вперед, стоял на пороге, принюхиваясь, прислушиваясь. Тихое место, умиротворенное, ему нет никакого дела до того, что происходило в мире.

Не уловив опасности, шагнул внутрь, в сумрак, пропитанных запахами моря. Кругом старая деревянная мебель, покрытая слоем пыли, снасти, большие плетеные корзины. По У стене, ы спиралью поднимается узкая деревянная лестница без перил. Она не внушала доверия, но мне нужно наверх, туда, где сквозь плохо прикрытый люк пробивался бледный свет.

Первая ступень с треском разломилась пополам, когда я на нее наступил, и неприятное эхом обступило со всех сторон обступило, многократно отражаясь от стен.

Меня это не остановило. Встал на вторую ступень, она жалобно заскрипела, но выдержала мой вес. Медленно поднимался наверх, перешагивая через провалы, через ступени, которые выглядели совсем ветхими. Вел рукой по шершавой, холодной стене, ища за что бы ухватиться, потому что с каждым шагом лестница становилась все уже, и вскоре пришлось идти боком, приставным шагом. Мышцы гудели от напряжения, я балансировал, хватаюсь хватаясь за воздух, а подо мной пропасть разверзлась пропасть, дня дна уже не видать, оно исчезло где-то внизу, в бесконечности.

По стенам ползли размытые блики, похожие на отблески лунного света, а я упорно продолжал свой путь, рискуя сорваться в бездну, но не отступал. Мне надо наверх.

Преодолел последние шаги ступени ии у меня получается дотянуться дотянулся до ржавой ручки люка, повернул ее с диким скрежетом и толкнул, что есть силы, открывая себе проход.

В глаза, привыкшие к сумраку, тотчас бьет ударил свет, заставляя заставив зажмуриться. На ощупь схватился за края, подтянулся и выбрался наверх. Здесь тоже царила разруха. Допотопное оборудование, покрытое пылью, паутиной, мусором, разбитые окна, сквозь которые внутрь проникали ледяные порывы ветра.

Я прошелся из стороны в сторону, рассматривая приборы, крутя какие-то ручки, листая журнал смотрителя маяка.

Записей много: о погоде, о ночных происшествиях, о включении лампы. Какие-то мысли и разрисовки на полях, — бред одинокого человека.

Листаюл дальше, скорее, из упрямства, чем из любопытства, ищу искал последнюю запись, мне кажетсяказалось, что это важно. Важнее всего на свете.

Перелистнув последний пожелтевший, заскорузлый лист, вижу увидел фразу, выведенную красивым инородным для этого места почерком: «если Если мне когда когда-нибудь захочется одиночества, я уеду жить туда». И подпись: «Татьяна».