Разорванный круг

Рене-ле-Шато, 14 июля

Господин Б. Белтэ!

Вы меня не знаете, мое имя Марсель Авиньон. Я был сельским врачом здесь, в Рене-ле-Шато, сейчас на пенсии. Обращаюсь к Вам по просьбе нашего общего друга Майкла Мак-Маллина, который оставил мне Ваше имя и летний адрес. Мне больно сообщать Вам, что гранд-сеньор Мак-Маллин умер минувшей ночью. Он тихо заснул после короткой и, к счастью, не доставившей страданий болезни. Была половина пятого, когда он покинул нас. Вместе с его дорогой дочерью Дианой, которая провела эту ночь рядом с ним, я находился у его ложа в последние часы. Одним из его самых последних дел было проинструктировать меня, что надо Вам написать и что приложить к письму. Он сказал также, чтобы Вы (и тут я вынужден опираться на свою слабеющую память), «будучи крепким орешком, делали с известной Вам информацией абсолютно все, что Вы, захотите». От себя я добавлю, что он произнес эти слова с проникновенностью, убедившей меня, что Вы были его другом, которого он невероятно высоко ценил. Поэтому для меня большая честь и радость выполнить, маленькое поручение Мак-Маллина, а именно послать Вам газетную вырезку и фотографию. Он подумал, что Вам не составит труда увидеть между ними связь. Надеюсь, что Вы разберетесь, потому что в этом я Вам не помощник. Позвольте в заключение выразить Вам самое искреннее соболезнование, так как я предполагаю, что потеря Вашего друга причинит Вам такую же боль, какую она причинила мне. Если я смогу в дальнейшем чем-то Вам помочь, обращайтесь немедля к нижеподписавшемуся.

Преданный Вам М. Авиньон

Фотография — черно-белая. На ней фрагмент древнего манускрипта, лежащий на матовом стекле с подсветкой снизу. Рука в латексной перчатке смахивает невидимую пыль.

Это похоже на головоломку из листков папируса, хаотическое собрание обрывков. Знаки мне непонятны. Почерк ровный, прямой.

Глаза мои увлажнились.

Манускрипт…

Несмотря на то что не могу прочитать написанное или расшифровать эти чужие мне знаки, я продолжаю сидеть и изучать их. Не знаю, как долго это продолжается. Но когда я прихожу в себя, тяжело дыша, склонясь над письменным столом, у своего дневника, раскрытого рядом с фотографией и газетной вырезкой, на часах уже около одиннадцати.

Вырезка из газеты «Ла-Депеш дю Миди», выходящей в Тулузе: