Разорванный круг

Она поняла, что начальник колонны разбаловал шоферов, те позволяют себе всякие вольности, и объективной картины износостойкости при таких нарушениях режима не установишь. Поняла, но не ругала их. Просто потребовала отстранить от испытательных пробегов двух шоферов и добилась, чтобы на роль начальника колонны прислали опытного шофера-испытателя из Москвы. Но и после этих крутых мер не ослабила наблюдения за колонной, знала, что руководители обладают способностью сживаться со своими подчиненными. Она могла выехать на трассу и терпеливо ждать, пока появятся машины. Засады устраивала, как опытный контролер, в самых разных и каверзных местах. То сразу за перевалом, когда сам уклон располагал к повышенной скорости, то за Севастополем, а иногда на последнем этапе пути, в нескольких километрах от Симферополя. И когда однажды поймала шоферов на превышенной скорости, остановила колонну, высадила начальника и повела машины сама.

Пришлось перестроить порядок колонны. Раньше начальник колонны ехал на задней машине, что давало возможность передним отрываться и уходить далеко вперед, а теперь машина с начальником шла впереди, и обгонять ее не разрешалось.

Шоферы сдались. Не нашлось охотников потерять работу, на которой ежедневно перевыполнялся план и которая сулила премии.

Над Еленой подтрунивали:

— Вы что, агентом сибирского завода работаете? Почему вы так пристрастно за этими машинами следите? На линии Симферополь — Судак вас никогда не видели, а на кольцевой проявляете сверхбдительность.

— Эти шины у нас пасынки, — чаще всего отвечала Елена. — К тому же испытываются они в последний раз.

Но каким напряженным ни был день, он все же заканчивался, наступал вечер. Куда его деть? Сидеть в номере, читать газеты — не слишком ли стариковское занятие? А бродить по улицам, всегда заполненным в эту пору оживленной толпой, неприятно. Даже в кино пойти одной неприятно: обязательно кто-нибудь привяжется. Правда, молодые инженеры не оставляли ее без внимания, но навязывать им свое общество она считала неудобным, да и общение с ними не доставляло ей особого удовольствия. Несколько вечеров скрасил ей Дубровин. Он отдыхал в Ялте, но иногда наезжал сюда, не удовлетворяясь телефонными разговорами. Часами рассказывал он Елене о тонкостях радиационной химии, словно готовя из нее своего преемника.

В пустые вечера ее одолевали мысли об Алексее. Вот бы его сюда! Побродить бы с ним, поездить!

В один из воскресных дней Елена решила поехать в Ялту. Но не доехала. Взглянув с высоты дороги на притаившийся у берега Гурзуф, на настороженные клыки Айдалар, вышла на остановке и устремилась вниз, сначала по широкому шоссе, потом по узеньким горбатым улочкам восточного типа, с домами, вторые этажи которых нависали над первыми.

Елена пошла к берегу, выбрала местечко помалолюднее и села на камень у кромки воды. Зачарованно глядела, как играют волны, меряются силой, как издеваются над берегом: напоят его досыта, охладят, потом снова безжалостно подставят солнечным лучам и шипят, злорадствуя.

Медленно вошла в воду, растягивая блаженство встречи с ее прохладой, преодолела каменный барьер и поплыла саженками, далеко выбрасывая руки, как научили ее давным-давно новочеркасские мальчишки. Наплававшись до усталости и почти до озноба, долго лежала ничком, подставив спину солнечным лучам, в опасность которых не поверила: сентябрь, что ни говори.

Но вскоре обнаружила, что обожглась. Даже тонкая блузка раздражала кожу, как мешковина. Пришлось мазаться простоквашей и спать на животе.

В следующее воскресенье Елена снова собралась в Ялту. Позавтракала, надела купальник, чтобы потом не возиться с ним на берегу, и стала причесывать волосы. Густые, длинные, они доставляли ей много хлопот. Но остричь было жаль, да и Алексей слышать не хотел о короткой стрижке.

У шкафа с одеждой замешкалась. Какое надеть платье? Белое пикейное — маркое, красное в горохах — чересчур броское, горит, как факел, сиреневое — очень прозрачное. Выбрала ситцевое, в цветочках, отделанное кружевом. Коротковато. А, была не была! Не страшно, когда стройные ноги. Решительно махнула рукой, натянула платье, задернула молнию и, посмотрев в зеркало, довольно улыбнулась. Все-таки она неплохо выглядит. Писаренко и все его товарищи считают ее ровесницей.

Вышла из гостиницы, перешла улицу и остановилась у троллейбусной остановки. И вдруг в отдалении увидела Алексея. Он шел к гостинице в летнем сером костюме, с соломенной шляпой в одной руке и с небольшим чемоданом в другой. Хотела окликнуть его, но не смогла, хотела побежать навстречу — не повиновались ноги. Получилось как во сне: нужно крикнуть, — и не можешь, нужно бежать, а ноги не двигаются, будто приросли к земле. Ей показалось, что все это грезится: и залитая солнцем улица, и троллейбус, который вынырнул из-за угла, и удаляющийся Брянцев.

Он уже подходил к гостинице, когда Елена окликнула его.

Забыв обо всех условностях и приличиях, о сотрудниках института, которые могли выйти из гостиницы или увидеть ее из вестибюля, Елена подбежала к Брянцеву, обняла, поцеловала.