Разорванный круг

— Я не согласен с теоретическими предпосылками, высказанными Олегом Митрофановичем. Первое: ИРИС-1 — это отходы нефти, но отходы чистейшие, имеющие постоянный химический состав, более постоянный, чем парафин. Вот этот ингредиент действительно имеет довольно пестрый состав, но он почему-то не вызывает неудовольствия моего уважаемого коллеги. Второе. Олег Митрофанович полагает, что высокое содержание восков снижает качество резин, действует на них, как масло в слоеном тесте, что ли: ухудшает склеиваемость и вызывает расслоение, столь приятное в кондитерских изделиях и недопустимое в технических. Я же стою на диаметрально противоположной позиции. Считаю, что восковая пленка на поверхности резины предохраняет ее от окисления в условиях производства и улучшает склеиваемость слоев. Как видите, теоретическое расхождение у нас непримиримое. Вот почему я нахожу, что три процента восков, которые ввел сибирский завод в резину, не могут явиться ни причиной брака шин, ни причиной аварии. И странно, исходя из закона больших чисел, в одной-единственной аварии видеть подтверждение своей теории. А если авария случайна? Если произошла по другим причинам? Какой научный работник, не отягченный жаждой доказать во что бы то ни стало свою правоту, защитить честь мундира, станет делать выводы на основе одного, пусть даже вполне ясного случая? Даже по правилам криминалистики недоказанная улика должна оборачиваться в пользу обвиняемого. А вы, Олег Митрофанович, простите меня, вели себя в отношении Алексея Алексеевича, как прокурор в отношении обвиняемого. Вы позволяете себе толковать происшествие под Ташкентом во вред Брянцеву и его теории. Почему? Чтобы утвердить свою точку зрения? Ведь других подтверждающих случаев нет? Ведь нет, товарищ Брянцев?

Брянцев молчит.

Сказать о том, что в Ашхабаде развалились шины, — значит сдаться на милость победителя, значит поставить крест на дальнейших исследованиях. А не сказать об этом постыдно. Он тоже, правда, не знает причины выхода из строя шин. Может быть, это просто совпадение случайностей? Но здесь такому предположению не придадут значения. Новая технология будет отменена, и попробуй потом ее восстановить. Держаться? А если он не прав и завод выпускает аварийные шины? Нет, по закону больших чисел этого быть не может. А вот для Средней Азии, для высоких температур — возможно. Но, прежде чем что-нибудь решить, он должен сам во всем убедиться. И черт его дернул послушаться Хлебникова и немедленно вернуться в Москву, когда нужно было лететь в Ашхабад на автобазу и посмотреть на шины своими глазами. А пока надо выиграть сражение, благо нашелся союзник в лице Дубровина.

— Случай пока один, — придав своему голосу как можно большую убедительность, произносит Брянцев и видит благожелательные лица. Даже Кузин из Ярославля, похоже, склоняется на его сторону.

— А Ашхабад? — следовательски прищурил глаза Хлебников. — Это второй случай, вторая точка, которая предопределяет кривую зависимости.

— Какой Ашхабад? — наивным тоном спрашивает Брянцев. — Я ничего не знаю…

Хлебникову это только и нужно. Он достает из портфеля телеграмму, читает:

«Опытные шины сибирского завода на третий день вышли из строя из-за отслоения протектора».

Кладет телеграмму на стол и уничтожающе смотрит на Брянцева.

Брянцев протягивает руку.

— Ничего не понимаю. Дайте-ка мне телеграмму.

— Если вы этого не знаете — плохо, если знаете и утаили — еще хуже. Так знаете или не знаете? — наседает Хлебников.

Вопрос поставлен в такой форме, что не ответить на него нельзя, но и ответить правдиво в этой ситуации невозможно.

— Я хочу прочитать телеграмму. Имею я право?

Хлебников и не думает выполнить требование Брянцева.

— Кто прислал телеграмму? — спрашивает Самойлов, предоставивший на долгое время полную свободу спорящим.

— Какое это имеет значение…

— Сейчас все имеет значение! — вскипает Самойлов. — И перестаньте, пожалуйста, Олег Митрофанович, разыгрывать здесь роль начальника разведки, который не выдает свою агентуру!

Хлебников протягивает телеграмму, Самойлов пробегает ее глазами.

— Кто такой Карыгин? — спрашивает он Брянцева и тут же вспоминает: — А, это снятый за приписки секретарь обкома, который работает теперь у вас.

— Угу, — подтверждает Брянцев, вспомнив старую истину о том, что один враг может принести больше вреда, чем сто друзей пользы. Почему враги всегда активнее? И, не выдержав, произносит глухо: — Мерзавец. Я дал ему указание послать в Ашхабад человека, выяснить причину аварии, а он вместо этого…

Хлебников иронически улыбается:

— Однако директор — человек скрытный.

— Он просто не спешит с выводами, — вступается Дубровин. — А вы, Олег Митрофанович, проявляете излишнюю торопливость.

— Да, я тороплюсь! Тороплюсь предупредить сотни, а может быть, и тысячи аварий! А что касается ваших теоретических домыслов, Леонид Яковлевич, то должен заявить, что вопрос старения резины и борьбы с ним не совсем вашей компетенции!

Дубровин вскакивает с места. Все ждут, что он ответит резкостью, но он сдерживает себя.