Разорванный круг

Дубровину все больше нравилась эта женщина, исполненная непостижимого обаяния, с решительными суждениями. Она не старалась произвести выгодного впечатления, чем всегда грешат люди, устраивающиеся на работу, и этим невольно подкупала. Дубровин понимал, что особой ценности для его отдела она не представляет. У него работало шесть докторов наук, семнадцать кандидатов, два академика консультировали наиболее значительные темы, одиннадцать аспирантов готовили диссертации. Рядовой химик — не находка, но почему-то не хотелось отпускать ее ни с чем, и он стал рассуждать вслух:

— Мне думается, лучше всего подключить вас к поисковой работе дальнего прицела. Как правило, это значительные темы, и ведут их серьезные люди, у которых есть чему поучиться. Вот сейчас мы пытаемся создать моношину. Знаете, что это такое?

— Шина сплошь из одного полимера.

— Значимость ее представляете?

— Еще бы! Сборка заменяется литьем или штамповкой.

— Увлекает?

— Интересно. Но прицел очень уж далекий. — Елена страдальчески сморщила брови. — Люди, решающие такие задачи, похожи на путников в дальней дороге: они не спешат. А я торопыха.

— Ну, насчет темпов — это кто как. Они зависят от научного темперамента, — возразил Дубровин. — Но когда на тебя наседают — скорей да скорей — каждый заторопится. Есть еще одно интересное дело, поближе. О радиационной вулканизации слышали?

— Краешком уха, — призналась Елена. — Только то, что было опубликовано.

Дубровин подробнейшим образом рассказал о том, как в стенах ЦНИИШИНа родилась мысль подвергнуть резину воздействию атомной энергии, как искали оптимальные параметры, терпели неудачи. Рассказал и о теоретических схватках, которые пришлось выдержать. Многие ученые считали, что облучение не улучшит свойства материалов, а наоборот, ухудшит их.

По его оживленности Елена догадалась, что радиационная вулканизация ему, пожалуй, ближе всего остального.

— Я горячо советую вам, Елена Евгеньевна: заинтересуйтесь радиационной химией, — уговаривал Дубровин. — Возможности ее безграничны и пока находятся далеко за пределами наших знаний. Мы еще не совсем точно представляем себе, что происходит в облученных шинах, но можем сказать с уверенностью, что ходимость их возрастет на пятнадцать — двадцать пять процентов. Представляете? Скоро мы начнем в Крыму дорожные испытания шин, подвергнутых радиационной вулканизации, проверим результаты лабораторных исследований и будем бороться за промышленное внедрение.

Елена тотчас подсчитала, какой экономический эффект даст такое повышение ходимости и сколько средств можно сэкономить на строительстве шинных заводов, если все шины подвергнуть такой обработке.

Это окончательно подкупило Дубровина. Инженерный практицизм и знание экономики шинного производства свойственны далеко не всем научным работникам.

— У нас часто возражают против параллелизма в разработке тем разными институтами. Я с этим не совсем согласен, — сказал Дубровин. — Вот вам пример. Вопросы старения были сосредоточены только в НИИРИКе, и что получилось? Пшик. Почему? Они стали монополистами в этой области, варились в собственном соку. А подключился бы в такую работу другой институт — тут тебе и взаимоподстегивание, и взаимная проверка, и желание сделать во что бы то ни стало лучше, чем твои соперничающие коллеги.

— Леонид Яковлевич, — прервала его Елена. — Меня очень привлекает проблема старения. Есть еще один вариант исследовательской работы в этой области. Что если подвергнуть шины с сибирским антистарителем радиационной вулканизации? Можно ведь получить неожиданно интересные результаты.

Дубровин не сдержал радостного возгласа:

— Ну вот и вы нашли себе применение, Елена Евгеньевна! Знаете, с чего начнем? С самого малого. Поезжайте на испытания в Крым. Там все радиационники соберутся. Познакомитесь с людьми, войдете в курс дела. А потом видно будет. База у нас в Симферополе. Учтите: жара, пылища. Так что?

Заметив колебание на лице Ракитиной, Дубровин нахмурился. Он так обстоятельно развернул перед ней возможности применения ее сил, так хотел заинтересовать ее и, казалось, заинтересовал. Что же тормозит ее решение?

— Видите ли, Леонид Яковлевич, — отвечая на его вопросительный взгляд, сказала Елена, — отъезд на длительный срок… У меня сын в девятом… Понимаете, мальчишка…

— Жаль, жаль, — не скрывая досады, произнес Дубровин.

— Дайте мне сутки на раздумье. Если мама согласится приехать на это время, я с радостью приму ваше предложение. 

Глава двадцать вторая