Разожги мой огонь

— Мать-Земля и Отец-Солнце, защитите, молю! Вы Торвина моего в свои Солнечные Луга рано забрали — а уж сколько я молитв вам возносила, — так оставьте Редрика…

Звала и звала его, касалась лица кончиками пальцев, рассказывала что-то, что и сама бы потом не вспомнила — казалось, мой голос слыша, меньше в бреду мечется.

— Не уходи, Редрик. Вернись.

Выпростал руку из-под покрывала, зашарил ей поверх. Поспешно вложила свою ладонь в его, сжала.

— Лисса?..

— Здесь я. Здесь. С тобой, — повторила, как и десяток раз до того.

Открыл вдруг глаза — с трудом, медленно. Смотрел на меня и в то же время словно бы мимо.

— Не уйдешь? — выдохнул, но я разобрала. И словно теплым одеялом волной облегчения накрыло.

Замешкалась, но лишь на миг.

— Не уйду, Редрик.

Улыбка — настоящая, живая, такая, что ямочки на щеках прорезались, — на лице хозяина вулкана появилась. Закрыл глаза, пальцы ослабил, мои выпуская. Прислонилась к его груди щекой и услышала мерное «тук-тук-тук».

— Благодарю вас, Мать-Земля и Отец-Солнце, — прошептала одними губами, беззвучно.

Глава 26

— Лисса, — прохрипел. Голос на воронье карканье походил.

Девица в углу лежанки устроилась. Свернулась, как лисица в норе, разметала косы по постели. В какой-то миг сердце ухнуло вниз, к пяткам, когда подумал, что уж больно бледная. Потом присмотрелся, и по тому, как ровно грудь вздымалась, понял — спит.

Все вспомнил единым разом — и как дверь в кузню заклинило, а он пытался ее открыть, и как камни ему на голову посыпались, и сны свои странные, и голос той, что его звала, не давала в пучину тьмы окунуться. Той, что лежала сейчас, сложив лодочкой ладони под головой.

Пошевелился и сквозь крепко стиснутые зубы воздух втянул — рана на голове отозвалась острой, жгучей болью.

— Редрик…

Ну вот. Разбудил. Лисса уже на постели сидела и на него смотрела. В голубых глазах — тревога и грусть.

— Лисса… я… не хотел будить тебя.

— Выпей вот, — вскочила, с верстака в углу котелок прихватила и ему полную ложку уже трясущейся рукой ко рту подносила. — Отвар укрепляющий.

Положил свою руку поверх ее. Вздрогнула — Редрику только и оставалось надеяться, что не от отвращения, — но руки его не сбросила и в сторону не отвела. Послушно глотнул густое травяное варево.

— Благодарю.

— Огневика пришлось за травами нужными отправить. — Проворно вскочила с постели, едва допил, вернула котелок на верстак, потом к Редрику обернулась, сплела пальцы. — Как голова? Болит? Я ведь не сильна в лечении, только и помню, что тетушка Ирда про тебя сказывала, как лечила, когда… когда… — осеклась, свела брови, губу нижнюю прикусила, словно о сказанном пожалела, и умолкла. — Есть хочешь? Огневик на огне мясной бульон держит. Наваристый получился и вкусный. Он каждый день свежий варил. Только и ждали, когда в себя придешь.

Устремилась к дверям, взметнулась юбка алого платья, но Редрик хрипло выкрикнул:

— Постой!

Замерла.

— Еще немного со мной побудь. Ежели не сильно тебе надоел, — скривил краешек рта. Не привык, чтоб за ним ходили, как за младенцем неразумным. В постели хворым не лежал, почитай, с того самого дня, как прежний хозяин вулкана его с горы своей погнал.

Лисса помедлила чуть, потом кивнула. Подошла ближе, села на краешек лежака.

— Но поесть тебе все же надо. Ты несколько дней лежал словно мертвый.

— Позже, Лисса. День-то какой сейчас?

— Ежели с той ночи считать, как ты тут остался, то вечер четвертого. Огневик заходил, сказал, через три четверти часа Отец-Солнце на покой уйдет, — затараторила, перескакивая с одного на другое. — Хорошо, что тут лежанка есть, а то мы бы тебя и вдвоем с Огневиком не дотащили, да и… — Протянул руку, накрыл ее пальцы, сжал, заставив на полуслове умолкнуть.

— Благодарю тебя, Лисса. Знаю, что могла бы оставить меня с разбитой головой и никто бы за то не осудил.

— Ты меня из костлявых рук Старухи-Смерти тоже отнял. Я не забыла. Да и неужто хозяина вулкана так легко убить можно? — хмыкнула и поерзала, будто на колючем чем сидела.

— Убить не просто, но выздоравливал бы долго. Тело-то глупое, что ему… Гораздо хуже с духами злыми, что разум пытают. Ты духов тех прогнала.

Вздохнула глубоко. Так, что платье на груди натянулось. Засмотрелся. А она заметила. Понял по тому, как щеки вспыхнули.

— Ты Весту звал… — сказала и примолкла тотчас. — А потом уж меня…

Губы сжал в линию. Не привык лишнее болтать. А себя запросто так не переделаешь, как ни пытайся. Но и так же знал, что сейчас молчать не следует.

— Я ведь любил ее, Лисса, — произнес глухо, будто в горле что слова держало, не давало им на волю вырваться.

— Не нужно, Редрик, — покачала головой, но он продолжил.

— Ты ведь тоже Торвина своего любила.

Кивнула только. А Редрику, повстречай он этого Торвина, захотелось тому нос расквасить.

— А любовь, она такая. Кого ты в сердце впускаешь, уж оттуда ни за что не исчезнет. Найдет укромный угол, да там и останется.

— Сердце человеческое, оно большое, Редрик, — заметила Лисса мягко. — И любви там много помещается. И к людям, и к миру вокруг, и к богам.

Кивнул медленно, размышляя над ее словами.