Разрубленное небо

Как всегда, гул восхищений прокатился по толпе. Разумеется, больше других шумели те, кто видел это чудо впервые — таких, то есть гостей города Ицудо, как водится, на каждой ярмарке было немало. Но и остальные, видевшие чудо в невесть какой раз, все равно приходили в восхищение. Что с ними будет, иногда думал Артем, ежели ему вдруг удастся однажды соорудить самодвижущийся паровой экипаж и въехать на нем в Ицудо. С ума сойдут, не иначе…

Итак, Торикихидзе был открыт. Люди, довольные, расходились по площади, влекомые своими делами и интересами.

— Ну что, дорогие мои Кумазава, — Артем вернулся к брату и сестре, — пройдемся по площади, полюбуетесь на то, что именуют чудесами Белого Дракона! Покупки совершать не запрещается. Даже наоборот.

— А у тебя здесь интересно, — сказала ему самурайская девушка Ацухимэ. — Кажется, я начинаю понимать тех, кто говорит, что Ицудо — город чудес.

— Так вы еще не все видели…

В кольце самураев они направились в ряды под названием наниякая ури, что означало покупку-продажу всякой всячины.

— А это что такое? — Хидейоши показал на разложенные на прилавке деревянные прямоугольники с наклеенной на них рисовой бумагой. На бумаге были написаны иероглифы.

— Эта забава такая, — пояснил Артем. — Называется утагарута. Ее придумал тот человек, что стоит перед тобой, он большой любитель и знаток поэзии. Я же тебе говорил, Хидейоши, люди у меня в Ицудо стали сами что-то выдумывать, пробовать, черт возьми, творить. Ну, а забава такая: ты кладешь в эту плошку медную монету или что-нибудь… скажем, насыпаешь стаканчик риса. Кстати, ежели есть нужда обменять рис на монеты, вон там, с краю, меняльная лавка. Так вот. Кладешь монету, берешь табличку со стихами, читаешь их. Все стихи взяты из… напомни откуда?

Это Артем обратился к хозяину забавы.

— Из Хякунин иссю,[34] — с поклоном напомнил хозяин забавы.

— Вот-вот, — кивнул Артем. — Угадываешь поэта, друг мой Хидейоши, забираешь с собой табличку со стихами. Проигрываешь, то есть не угадываешь, тоже без ничего не уходишь — получаешь от хозяина забавы пирожок с рисом. Хочешь попробовать?

— Я плохо знаю поэзию, — со смущением признался Хидейоши.

— Я попробую, — Ацухимэ. — Брат, брось монету в плошку.

Хидейоши достал из отворота кимоно китайскую, с дыркой посередине, медную монету, та со звоном упала в глиняную плошку. Ацухимэ взяла в руки табличку, прочитала:

Полет сорокиНад радугой небесной,Как мостик в небе.Иней искрится, значит,Ночь ушла без остатка.[35]

— Отомо-но Якамоти! — почти выкрикнула Ацухимэ. И разве что на месте не запрыгала от радости.

— Вы правы, госпожа, — поклонился хозяин забавы. — Восхищен вашим знанием наших великих поэтов.

Держа в руках дощечку со стихами, Ацухимэ отошла от прилавка. Вид у нее был сияющий. Ей определенно нравилось на ярмарке — весело, забавно, необычно. Артем поглядывал на нее, и ему было хорошо. «Черт возьми, да ради того, чтобы увидеть ее такой, стоило все это затеять…»

От рядов наниякая ури они направились в ряды, где торговали тканями, одеждой и украшениями (понятно, по чьей инициативе, уж точно не по инициативе Хидейоши, смотревшего совсем в другую сторону — на ряды, где продавали изделия оружейников). Задержались напротив большой песчаной поляны, где девочки развлекали себя игрой, которая людям другого времени показалась бы подозрительно похожей на бадминтон. Предвидя от обоих Кумазава ставший традиционным вопрос: «А что это такое?», Артем поспешил объяснить:

— Ну да, в такую игру играют у меня на родине. Суть забавы состоит в том, чтобы, лупя хагоита по ханэцуки,[36] не дать ханэцуки упасть на землю. Игра в ханэцуки у нас теперь любимая среди девочек города Ицудо. Мальчики в нее не играют, считают недостаточно боевой.

— Я бы хотела попробовать, — решительно заявила Ацухимэ.

Брат покосился на нее.

— Я так хочу. — Был бы здесь лакированный паркет, а она была бы в туфлях на каблуках (каковых Япония еще не знала), то обязательно притопнула бы ножкой.

— Тебе сколько лет? — вздохнул нахмурившийся Хидейоши. — И ты хоть немножко головой думаешь? Ты хочешь опозорить род Кумазава? Отправляйся домой и забавляйся там!

По лицу Ацухимэ было видно, что она хочет возразить, и обязательно в непримиримом тоне. Но брат опередил все ее возражения:

— Если отправишься играть, прикажу самураям силой запихнуть тебя в носилки и унести отсюда!

— Я посмотрю, как у них получится! — показалось, что вот-вот из глаз девушка вырвутся агатовые молнии.

До хорошей такой, основательной родственной ссоры оставались какие-то мгновения, считанные реплики. Пришлось Артему срочно вмешиваться.