Разрушающие себя

Гриша приходил после. Не психовал, не орал, наоборот. Целенаправленно выводил меня. Пришлось просить вышвырнуть его из больницы. Дабы не докучал несчастному пациенту. Затем был Илья, а после ребята из центра. Вначале они приходили часто, затем постепенно количество желающих поддержать стало таять. Ничего удивительного, я очень старался. В конце концов, остались только Рома с Аней да Машка, как ни странно. Последняя, кажется, совсем не реагировала на мои излияния.

Но мне все это не нужно. Ничего уже не нужно. Я точно знаю, что как только выйду, опять подсяду на таблетки. Без них снова вижу сны, которые мне не хочется вспоминать днем. Кричу по ночам, пугая до смерти своего соседа, и вырываюсь из ремней, которые удерживают меня на кровати. Теперь шрамы на запястье скрывают уродливые следы, а ломка стала таким привычным чувством, что я почти перестал ее замечать. Эти спазмы уже не вызывают дикой боли, голова не взрывается от малейшего звука. Иногда только прикусываю губу до крови да сую голову под ледяную воду в общей ванной. Становится чуточку легче, меня отпускает, и так до следующего приступа.

— Я не знаю, что делать, — Рома признает свое поражение, и где-то в глубине меня противный голос насмешливо произносит: «Так и знал».

Все сдаются, в итоге это неизбежно. Нельзя бесконечно тянуть со дна всех. Некоторые просто не способны выплыть.

— Тогда прощай, — легко произношу, поднимаясь со своего места.

Я не обращаю внимания на голос Ани, зовущей меня по имени. Впереди длинный коридор со светлыми стенами. На подоконниках цветы, в воздухе пахнет лекарствами и какими-то средствами дезинфекции. Тапочки издают противный писк каждый раз, когда моя нога скользит по гладкому полу.

Они смеются и радостно принимают меня в свои объятия. Дедушка по-родственному хлопает по плечу, а Лена ладонью касается щеки. Всегда рядом, постоянно вместе. И днем, и ночью моя семья находится подле меня. В моей голове, в моем сердце и изгаженной душе. Надо ли мне еще кого-то?

Нет. Каждый заслуживает тех родственников, что заслужил.

— Нянечки пол моют не для того, чтобы его пачкали, — слышу голос Ноны Владимировны. Резко останавливаюсь, оборачиваясь к ней. Она что-то заполняет у стойки, бросив на меня сердитый взгляд.

— Так помоете еще раз, — хмыкаю в ответ, рассеянно шаря по карманам. Туго тут без сигарет, от этого ломка усиливается. Возможно, эти люди вовсе не демоны. Но в моих глазах это место лучше всего сейчас походит на маленький филиал Ада.

— Засранец, — цедит Нона Владимировна, а я ответ громко смеюсь.

К вечеру погода за окном портится. Метель бросает комья снега в стекла, а непроглядная тьма лишь местами освещается желтым светом уличных фонарей. Отбой объявили почти час назад, поэтому я просто сижу в темноте на подоконнике, прижавшись к холодному стеклу, и разглядываю улицу. Костя причмокивает во сне, беспокойно мотая головой и шурша одеялом на скрипящей кровати. Удивительно, но еще никто не явился, чтобы согнать меня с насиженного места и привязать к бортикам до утра. Пользуясь иллюзией свободы, осторожно крадусь в темноте мимо двух пустых кроватей, на которых в скором времени обязательно кто-нибудь поселится.

Свет в коридоре горит только в дальнем конце, где находится комната отдыха медперсонала. Оттуда доносится шум телевизора, сегодня дежурит Нона Владимировна, а она большая поклонница музыкальных телешоу на федеральном канале. Мои руки начинают трястись, приступ ломки приближается вместе со звоном в ушах и смехом родни рядом. Они скалят зубы и ждут от меня какой-нибудь выходки.

Не дождутся. Мне бы только немного воздуха, больше пространства. В палате я просто задыхаюсь.

Знакомая дверь в ванную комнату приоткрыта. Это странно, потому что обычно на стойке хранится ключ, и его еще нужно выклянчить у медсестер. Часы посещения строгие, внутри, кроме душевой, только брусок мыла и ничего колюще-режущего, поэтому тихий звон заставляет меня замереть. Осторожно касаюсь ручки.

Я не знаю, зачем иду туда. Мне бы сейчас в палате сидеть, как несколько дней подряд. Просто дождаться утра, когда ночные кошмары отступят, а солнечный свет разгонит ночные тени. Я больше не буду видеть бледное лицо Блажены перед глазами, которая с ужасом и страхом смотрит на меня. Забуду на время слезы в глазах Дианы, рыдающую на груди ее разъярённого брата. Такую беззащитную, совсем слабую.

Я едва не убил одну девушку, и постепенно разрушаю другую. Лучше, когда меня нет, просто не станет в их жизни.

— Хочешь оттянуться? Отменный Гаррик*, моя детка принесла, — передо мной парень из соседней палаты. У ног пара пакетиков с белым порошком, в руках третий. Он втягивает жадно носом, шумно сморкаясь. Худой настолько, что больничная пижама на нем просто висит, словно на вешалке. Его должны были выписать завтра, но, похоже, случится это нескоро. Глаза стеклянные, взгляд рассредоточен. Еще пара вдохов, и можно будет звать сюда команду реаниматологов.

Где он достал наркоту? Здесь строгий контроль, проверяют даже чертовы продукты!