Разрушитель меча

Улыбка Дел осталась улыбкой Дел, несмотря на краску. Не изменился и мой ответ.

35

Я был холодным, холодным как лед… холодным как камень в Северных горах, треснувший от Северного ветра. Воздух, острый как нож, омывал беззащитное тело, покрытое мурашками. Я поежился, поплотнее укутался в потертое одеяло…

…и понял, что проснулся. На Юге, весь мокрый от жары.

Сонно выругавшись, я откинул одеяло и понял, что Дел рядом нет.

Невероятным усилием разодрав веки, я обнаружил ее в другом конце комнаты, сидящей у стены напротив кровати. Она сидела и рассматривала свое отражение в стали яватмы, которую держала двумя руками на уровне лица.

Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.

Я приподнялся на локте.

— Что ты делаешь?

— Смотрю на свое отражение, — тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. — Ты знаешь, что я сделала? — прошептала она.

Я насторожился.

— Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.

Дел смотрела сквозь меня.

— Что я сделала, — повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.

Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.

— Дел…

Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.

— Все кончилось, — сказала она. — Ты не понимаешь?

— Что кончилось?

Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.

— Аджани, — прошептала она через пальцы.

Я моргнул.

— Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?

Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.

— Мертв, — повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.

Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.

— Кончилось, — сипло сказала она и смех затих. — Моя песня наконец-то закончена.

Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.

— Баска…

— Я не позволяла себе задуматься об этом, — прошептала она. — Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…

— И до сих пор гонятся.

— …и не было времени остановиться…

— Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.

— …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?

Я похолодел.

— И что же тебе делать теперь? — аиды, что она сейчас скажет?

Дел печально улыбнулась.

— Заняться собой.

Я не сводил с нее глаз.

— Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…

— Дел…

— Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, — она криво улыбнулась. — Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.

Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.

— Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…

Но Дел меня не слушала.

— Столько лет, — задумчиво продолжила она, — я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.

Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.

— За одно утро он забрал все, что у меня было — близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… — она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. — И знаешь, что я сделала?

— Спаслась, — тихо сказал я. — А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.

Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.

— Больше, — прошептала она. — И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему — хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, — она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. — Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.

— Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.

— Клятвы, — устало повторила она. — Клятвы могут изувечить душу.

— Но мы живем клятвами, — возразил я. — Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.