Разрыв не по шаблону

— Она не любит тебя… вообще никого, кроме меня, Яны и Кати. Это не важно — я сократил ваши встречи до минимума. Важно, что люблю тебя я.

Я молчала, изнутри рвался злой смех. Нельзя ржать… обязательно сорвусь в слезы. Та-ак… значит, железное алиби у него уже имеется, причем задокументированное. А еще от мамы своей он меня спасал. Это тоже плюсик в личную характеристику обвиняемого. Любые доказательства и свидетельства — на ваш выбор. Морда!

Сколько всего такого я наслушалась в их компании! Когда состояние уже определяется словом «навеселе», всегда тянет поделиться достижениями, похвастать своей изобретательностью… Свой круг же — свои в доску. Те, кто оценит — такие же.

— Ну, давай говорить. Я хочу развод… послушай меня, — сжала я на столе кулаки, увидев, как он хмурит брови: — Ты юрист и знаешь, что такого понятия — не дать развод, нет. Но можно затянуть его или оставить меня буквально в чем мать родила. Даже подозреваю, что ты постараешься отнять у меня Яну. Просто назло или потому, что любишь ее — не важно. Этого не будет. Я хорошая мать, не работаю временно — рабочее место ждет меня… и у меня есть жилье — целая трехкомнатная квартира. Не под Москвой, а на севере, но это неважно. Давай сделаем все цивилизованно, — передохнула я, — ругани не хочу из-за Яны. Давай без этого… пожалуйста, — умоляюще заглянула я ему в глаза.

Что-то промелькнуло… такое, в выражении его лица — судорога или гримаса? Будто привидение увидел. Глубоко вздохнул…

— Янка подтвердит, что это ее няня. Ей шестнадцать лет, я вынужден был… действительно болел. Ее брат работает на скорой, мы можем позвонить ее маме — Дарье Ивановне, и она расскажет… даже как Янка выучила «р-р-р» — ее младший сын научил. А Ленка присматривала за ней, пока я болел. Ничего криминального в Евпатории не было.

— А где было? — разлепила я губы, — в ванной, когда ты признавался… «Лена, скучаю», или по ресторанам…?

— Марина все-таки… — вздохнул он, — она не так все поняла, на самом деле тогда…

— Все! Здесь тебе не суд, — подняла я перед собой ладони, — я смотреть на тебя не могу — заставляю себя. Я все знала и без Марины, не вздумай предъявлять ей. А ты… полтора месяца не то, что… даже не обнял, в щечку не чмокнул. Ты же тоже в глаза не смотрел! Зачем тогда тянешь сейчас, что это тебе даст? Истерики, скандалы? Будут, устрою. Ты хочешь ад? А там она — совершенство, по словам Марины!

— Тише. Тише, Ксюша… — накрыл он ладонями мои кулаки, — сейчас я смотрю в глаза и могу поклясться чем угодно… даже Янкой!

— Нельзя, — прошипела я, — не вздумай.

— Этой женщины уже нет на свете, она умерла, Ксюш.

— А-а-а… так вот почему ты здесь? — озарило меня.

— Нет, — поморщился Вадим, — я что-то… двух слов не вяжу. Мы расстались еще до этого, еще перед отъездом. Я сказал ей, что выбираю свою семью, а с ней…

— Ты выбира-ал. Между румяной булочкой и черствым сухариком? И что не сложилось? Сказала не так или сделала? — горели у меня щеки.

— Я не спал с этой женщиной. Клянусь самым дорогим, что только есть у меня! — сжал он мои руки и я выдернула их, с силой вытерла о халат. Раз и второй… он молча смотрел на это.

— А что тогда? — хрипела, чувствуя себя почти в обмороке: — Исключительно поцелуи или старый добрый петтинг?

— Подробностей не будет, Ксень, — отрезал он, — но я не изменил тебе.

— Да к черту! — всхлипнула я, — уже все равно… ты на это время забыл про меня, меня будто не существовало! И дома почти не бывал.

— На работе завал, ты же знаешь о продаже, — тянул он ко мне руки. «… это видно — когда руки тянутся, он ласкал их…»

— Ты же уничтожил меня, размазал! Ты… — задохнулась я словами и не знаю, чем еще: — Подробностей не будет? Ну… тогда их не будет. Да — не будет. Не подходи ко мне сейчас, не касайся, не трогай. Я думаю — не мешай мне думать. И иди, наконец, переоденься и вымойся с дороги. Сколько можно? Бесит. И я сплю в детской. Хотя какая разница, да? Я и в нашей постели тебе не сильно мешала.

— Это была ошибка. Я ошибся, увлекся! Ксюша, послушай меня — она мизинца твоего не стоит! Это было наваждение, бред какой-то, — встал Вадим и пошел ко мне вокруг стола.

— Не лезь ко мне. Не вздумай, — шипела я.

— Никого не было… эти полтора месяца. С тех пор, как мы с тобой… я так соскучился, — вздернул он меня со стула и рывком прижал к себе. Стал целовать волосы, затылок… потому что я отворачивалась, вырывалась.

— Только тебя… одну люблю, — бормотал он мне в ухо, целуя и его тоже, проводя там языком, всасывая мочку…

— Больше никому не говорил… никто другой… мне не нужен — я понял. Это просто ошибка — первый и единственный раз так — не устоял… черт! — пробормотал он, настороженно замирая.

— Не устоял? Трудно было? — взвилась я, оттолкнула — взялись откуда-то силы. Сползла опять на стул, отвернулась:

— Не подходи, не лезь ко мне. Ты мне зачем теперь… сейчас? Поздно уже, понял?!

— Прости, — легко гладил он меня по плечам, — прости меня. Я понимаю — тебе противно…