Разум главного калибра

По его телу прокатилась нарастающая вибрация – он достиг плотных слоев атмосферы. Лиловые сполохи плазмы заплясали на гранях его поджарого тела. Из открывшихся на загривке ноздрей ударили струи натриевого пара, вырывающегося из системы охлаждения. Еще немного терпения, еще чуточку… пора! Захлопнуть клапан, бросив весь пар на турбину, что аж взвизгнула, мгновенно набрав максимальные обороты. Насос, топливо, воздух, выбросить в стороны аэродинамические рули...

Все тело заныло и заскрипело от навалившейся на него перегрузки, затрещали отчаянно сопротивляющиеся шпангоуты, но впереди уже показались следующие ворота – крохотное игольное ушко, в которое и попасть-то почти невозможно, а еще и сделать это под углом, необходимым для правильного входа в последний этап гонки – невозможно в квадрате.

Чертенок засмеялся, несмотря на то, что перегрузка выдавила из баков почти весь воздух. Он же специалист по невозможному!

Шедший впереди лидер начал торможение, опасаясь слишком сильного удара, и Чертенок промчался мимо него, не сбавляя темпа. Те, кто сомневается в своих силах, таких состязаний не выигрывают!

Он, что называется, поймал кураж. Возбуждение и азарт захлестнули его с головой. Кровь уже почти кипела в магистралях, заставляя систему охлаждения работать на пределе сил. Ничего, сейчас охолонемся! Главное, чтобы мозг не утратил способности к трезвомыслию, и тогда все получится!

Обод нижних ворот промелькнул размытым пятном, и Чертенок ударил по тормозам. Втянуть рули, сделать глубокий вдох, до предела наддув баки, закрыть шторки… От удара о поверхность он на мгновение оглох и ослеп, но продолжал удерживать неизменное направление, ожидая, пока сенсоры восстановятся после перегрузки, и скорость снизится до уровня, позволяющего маневрировать.

Включившиеся фары высветили мерцающий кавитационный кокон, окутавший его вытянутое обтекаемое тело, скользящее в толще метанового океана. Оставалось пройти последние ворота, образованные естественной пещерой на морском дне. В отличие от прочих контрольных точек, тут ошибка каралась не штрафными баллами, а мгновенной смертью. Но стоит только немного снизить скорость, как защитная каверна схлопнется, и чудовищное давление многокилометровой глубины оставит от струхнувшего гонщика одно воспоминание.

Выдвинутые плавники тонко запели, скользя по стенкам кокона. Так, чуть левее, еще немного. Впереди показались алые маяки, отмечающие вход в пещеру. Миг – и ее своды сомкнулись вокруг мчащегося сквозь тьму Чертенка. Пляшущие по ее стенам отсветы напоминали ему усмешку Смерти, внимательно следящей за ним в ожидании фатальной ошибки.

Ну уж нет, дудки! Не сегодня! Не в этот раз! Чертенок сильней навалился на сопротивляющуюся толщу, бросив в двигатели последние капли топлива. Вот и выход! Вверх! Вверх!

Пробив поверхность, он, окруженный фонтаном брызг, взмыл к небу, распахнув все шторки  и жадно хватая компрессорами морозный воздух. По информационному каналу очередью проносились сообщения о новом рекорде трассы, но он их не видел и не слышал. Сейчас он всем своим телом впитывал неистовый рев заполонившей трибуны толпы. Он был их кумиром, их героем, их богом!

Чертенок распростер крылья и описал широкий круг над зрительскими рядами, наслаждаясь моментом всеобщего ликования. Он так долго к нему шел и имел право насладиться им подольше. В конце концов, только ради этого триумфа он…

…извернувшись, Чертенок ухватил тонкий бледный волосок, извивавшийся во тьме. Он выглядел слабым и безжизненным, но, судя по тому, какое неожиданно упорное сопротивление хвостик оказал попыткам его вытащить, на сей раз удача выступила на нашей стороне.

Чертенок сосредоточился, внимательно ощупывая и осматривая попавшую в его руки нить. Так и есть! Начало оказалось очень тихим и осторожным, только намечая мелодию легчайшими касаниями скрипичных смычков, но уже в таком робком вступлении ощущалась сила и уверенность, присущая зрелым и, что важно, масштабным произведениям. Теперь нужно быть предельно аккуратным и осторожным, чтобы ненароком не напугать добычу и позволить ей последовательно раскрыться во всей своей красоте и великолепии.

Он пробежался по переплетенным волокнам, вызвав к жизни деликатное пиццикато, задавшее ритм и темп мелодии, следом за которым подтянулись и прочие составляющие струнной группы, излучая подспудную тревогу своими нервозными пассажами. Что-то явно назревало. Что-то трагическое и грандиозное одновременно.

В руках он почувствовал знакомый зуд, неизменно предваряющий встречу со знатным уловом. Тут попахивает даже не сюитой или увертюрой, а полноценной симфонией, если не концертом. Ну-ка, ну-ка, потянем еще…