Разум за Бога. Почему среди умных так много верующих

Да, но эта смерть ведет к воскресению, а не умиранию в течение всей жизни, полной горечи и цинизма. Мне как пастору часто приходится беседовать с людьми о прощении. Я давно заметил: если люди просто отказываются мстить обидчику, в том числе и в самых тайных фантазиях, гнев постепенно начинает угасать. Мы не подкладываем в этот костер топлива, поэтому пламя негодования слабеет.

Прощение – это единственный способ помешать распространению зла

К. С. Льюис писал в одном из своих «Писем к Малькольму», что «молясь на прошлой неделе, я вдруг обнаружил, или, по крайней мере, мне так показалось, что я по-настоящему простил того, кого пытался простить более тридцати лет. Пытался и молился о том, чтобы суметь»¹

. Помню, однажды я беседовал с шестнадцатилетней девушкой, которая злилась на своего отца. Разговор сдвинулся с мертвой точки, только когда я сказал ей: «Пока ты ненавидишь отца, он будет одерживать над тобой верх. Ты не вырвешься из ловушки своего гнева, пока не простишь его всей душой и не начнешь любить». Девушка словно оттаяла, когда осознала это. Она прошла через страдания дорогостоящего прощения, которые поначалу казались гораздо тяжелее горечи, и в конце концов обрела свободу. Прощение должно быть даровано прежде, чем его удастся ощутить, но это ощущение рано или поздно придет. Оно приведет к новому душевному покою и возрождению. Это единственный способ помешать распространению зла.

Когда я беседую о прощении с людьми, которым причинили зло, они часто задают вопросы о виновниках: «Неужели их не следует призвать к ответу?» Обычно я отвечаю: «Следует, но лишь в том случае, если вы простите их». Веских причин, по которым необходимо обратиться к обидчику напрямую, немало. Обидчики наносят ущерб, и, как в приведенном выше примере с воротами, его устранение требует затрат. Мы обязаны поговорить с ними – чтобы объяснить, как выглядит их поступок со стороны, побудить их к восстановлению отношений или, по крайней мере, чтобы наложить запреты и в будущем уберечь других людей от такого же ущерба. Однако отметим, что все эти причины для обращения к обидчикам – на самом деле причины любви. Лучший способ выразить любовь к обидчикам, а также к их потенциальным жертвам – прояснить ситуацию в надежде, что ваши собеседники раскаются, изменятся и все исправят.

С другой стороны, жажда мести продиктована не доброй, а злой волей. Даже если мы уверяем: «Я просто хочу привлечь обидчика к ответственности», – нашим подлинным мотивом может быть просто желание уязвить его в ответ. Если мы вступаем с обидчиками в конфликт не ради их самих и не ради общества, а ради себя, чтобы поквитаться, вероятность, что виновник случившегося раскается, близка к нулю. В этом случае наша реакция непропорциональна: мы жаждем не справедливости, а мести, хотим не заставить обидчика измениться, а причинить ему боль. Наши требования чрезмерны, позиция негуманна. Наш противник сразу поймет, что цель конфликта – нанести ему ущерб. И цикл возмездия будет запущен.

Лишь в том случае, если нам сначала удастся достичь внутреннего прощения, наш разговор с обидчиком будет сдержанным, мудрым и милосердным. Только когда мы избавимся от потребности увидеть, как пострадает тот, кто причинил страдания нам, у нас появится шанс добиться изменений, примирения, исцеления. Чтобы рассчитывать на возрождение, мы должны смириться с дорогостоящим страданием и смертью прощения.

Никто не олицетворяет высокую цену прощения лучше Дитриха Бонхеффера, историю которого я привел в главе 4². После возвращения в Германию, где Бонхеффер выступал против Гитлера, он написал в книге «Цена ученичества» (1937), что истинное прощение всегда представляет собой одну из форм страдания.

Бремя брата моего, которое я должен нести, – не только внешние проявления его жребия, его природные характеристики И таланты, но и в буквальном смысле его грех. И единственный способ нести этот грех – простить его силой распятия Христова, к которому я ныне причастен… Прощение – страдание, подобное Христовому, И долг христианина – вынести его³.

В апреле 1943 года Бонхеффера арестовали и отправили сначала в тюрьму, затем в концлагерь Флоссенбург и незадолго до окончания Второй мировой войны казнили.