— Непротивленец, — продолжал Майкл, — совсем не приемлет войну, а я ее приемлю: во время второй мировой войны я бы с радостью пошел в солдаты. Тогда агрессорами были Япония и нацистская Германия.
Питер приподнялся на локте, он смотрел, как набегающая волна закруглилась, а возвратная с каким-то всхлипом откатилась по отлогому песчаному скату. Отступая, она натолкнулась на встречную волну, та вздыбилась, поглотила ее, образовала гребень и с силой обрушилась на берег, белая сверху, сине-зеленая внизу. «Он совсем спятил, старик Майк, война во Вьетнаме его доконала, он уже не может думать ни о чем другом». Питер оперся руками на бедра, небрежно вытянул длинные ноги.
— Во всяком случае, — добродушно заметил он, — перед тобой эта проблема не стоит, ты работаешь в лаборатории, субсидируемой государственным ведомством.
Помолчав немного, Майкл ответил:
— Я думаю уйти из лаборатории и открыто поставить проблему, отказавшись принять повестку.
Питер живо повернулся к нему:
— Уйти из лаборатории! Но это же глупо! Ведь мы занимаемся интереснейшими вещами!
Майкл кивнул:
— Все, что мы делаем, захватывающе интересно, но мы работаем на войну.
— На войну? — удивилась Сюзи.
Майкл взглянул на нее и улыбнулся.
— Дельфинов, — сказала Сюзи, — можно использовать в мирных целях.
Майкл покачал головой:
— Да, можно и в мирных. Сюзи, — продолжал он, — я понимаю, что ты не сопоставляла эксперименты, о которых тебе тем не менее так же хорошо известно как и мне. В Пойнт-Мугу на дельфина надевают упряжь, после чего его тренируют: отпускают в открытое море и учат возвращаться к дрессировщикам. В Чайна-Лэйк дельфина учат отличать на корпусе корабля медную пластинку от алюминиевой. Мы же — гвоздь всей этой программы — пытаемся научить Фа говорить. Предположим, нам это удалось, к чему это приведет? К тому, что Фа отправят стажироваться сперва в Пойнт-Мугу, а потом для завершения образования в Чайна-Лэйк. После чего на него надевают упряжь, а это, Сюзи, солдатский ранец.
— И что же? — спросил Питер. — Что в этом плохого?
Майкл промолчал.
— В этом ничего плохого нет, — медленно ответил Майкл, — если война, в которой мы намереваемся их использовать, будет справедливой.
— А она таковой не будет? — с улыбкой спросил Питер. — Что же тебя заставляет так думать?
— Современное положение.
— Какое положение?
— Питер, — сказал Майкл, серьезно глядя на него, — просто невероятно, до какой степени ты невежда в современной политике! Ты все еще веришь в образ благородной Америки, побеждающей злобных нацистов и громящей японских милитаристов.
Он помолчал и, сдерживая презрение, сказал:
— Теперь агрессоры — мы. Когда я говорю «теперь», — продолжал он через некоторое время, — не понимай это буквально. Американский экспансионизм, по сути, возник в начале века; мне нет нужды напоминать тебе о наших агрессивных войнах против Мексики и Испании.
— Слушай, Майк, — раздраженно перебил его Питер, — я, может быть, не такой уж невежда, как ты думаешь, в современной политике. И я готов согласиться с тобой: вероятно, наша экспансия и в самом деле одна из форм колонизации, но и в этом случае она, во-первых, неизбежна, а во-вторых, лучше, если это будем делать мы, чем русские или китайцы.
— Все это, — заметил Майк, — называется «политическим реализмом», и как раз во имя этого реализма Гитлер пытался покорить Европу.
— Ты сравниваешь нас с Гитлером! Ты отдаешь себе отчет в своих словах?
— Отдаю. То, что Гитлер, с его не такими уж большими возможностями, делал с откровенным цинизмом, мы, обладая колоссальными средствами, осуществляем во имя морали.
— Это неизбежно, — сказал Питер, схватив горсть песку и просеивая его меж пальцев. — Мы — самый богатый, самый сильный, лучше всех вооруженный, технически самый развитый народ.
— Это не аргумент, — твердо возразила Сюит.
Наступило молчание. Питер посмотрел на Сюзи, помедлил в нерешительности и продолжал:
— В конце концов мы несем цивилизацию народам, ответственность за судьбы которых мы берем на себя.
— Ничего подобного мы не делаем, — возмутился Майкл. — Мы ставим над ними кровавых диктаторов и держим эти народы в нищете.
— В нищете? — с иронией переспросил Питер. — А по-моему, мы их просто пичкаем долларами.
Майкл пожал плечами:
— Доллары идут правителям, а уделом народа остается нищета. Взгляни, что происходит в странах Латинской Америки. Наложив лапу на их сырье и наводняя их рынки нашими товарами, мы обрекаем народы этих стран на жалкое существование.
После довольно долгого молчания Питер насмешливо заметил:
— Майк, ты рассуждаешь как коммунист.
Майкл развел руками и брезгливо поморщился:
— И ты туда же.
Сюзи взглянула на Питера, затем вынула свою руку из его рук и встала на колени.
— Ты не имеешь права говорить так, — сердито сказала она.
Питер насупился и отвернулся.
— Да ведь я пошутил, — ответил он смущенно и раздосадованно.
— В том-то и дело, — укоризненно заметила Сюзи. — Разве нельзя поговорить серьезно?
— Прекрасно! — обиженным тоном воскликнул Питер. — Поговорим серьезно. Кто начнет?
— Я, — ответила Сюзи.