А если значение выше или ниже, то мы говорим о гипо- или гипергликемии. При всех прочих технологиях увеличение верхней границы – это все, что мы понимаем. Но при этом мы можем не обнаружить нарушения функции поджелудочной железы, но мы обнаружили состояние гипергликемии. Мы не видим глазом объективных дефектов, но мы видим нарушение на другом, химическом уровне. Если мы это не скорректируем на анатомическом уровне, оно может проявиться лет через 5–10–15. Но если мы видим все лабораторным методом, нужно ли ждать, когда у нас на головке поджелудочной железы вырастет раковая опухоль? Или лучше сегодня нужно начать корректировать диету, давать рекомендации и говорить, не дай бог тебе в эту группу попасть.
Будем что-то делать или будем ждать? Мы будем, а кто-то скажет: ничего не надо, мне врач сказал, что все хорошо, я здоров. Но мы задаем вопрос: нет нарушения формы, размера, анатомических дефектов нет, химизм не нарушен, говорит ли это о том, что орган здоров? Нет. Это говорит только о том, что химические и анатомические процессы в нем не визуализируются. Мы их глазом не видим, химически они не выявляются, а процессы могут идти.
И вот для постановки и окончательного заключения существует третья группа методов. Они называются функциональными методами
. И часто бывает так. Орган выглядит прилично, и химические процессы идут нормально, а вот понятия о его функционировании мы не имеем. Потому что химические процессы и внешний вид это только отражения рабочих моментов. Привожу классический пример. Вы видите человека, видите его анатомическую функцию, химическую функцию, как от него пахнет – одеколоном, алкоголем или сигаретами. Или от него запах нечищеных зубов. Это проявление его химического процесса.А можете ли вы рассказать, какой это специалист, какой человек, хороший или плохой? Ориентируясь на анатомические и химические процессы, вы не знаете, какой это человек, какой это специалист. Как можно узнать о том, как работает этот человек? Изучить его работу, спросить его окружение. И когда люди скажут, какой это человек, и не важно, как он выглядит, зато он прекрасный специалист, и плевать, как от него пахнет. В итоге все упирается в то, как мы работаем. Главное изучить работу органа. А работа на внешнем виде и химизме не отражается, не видна. Мы не знаем даже с помощью этих групп методов, как работает этот орган. Выглядит хорошо, камней нет, кист не обнаружено. Моча хорошая, а как работает – не знаем.
Единственно, кто может сказать, как орган работает, – это электромагнитный сигнал, который мы с него снимаем, – ЭКГ, электрокардиограмма. Накладываем электродики на ноги на руки, рентген отличный, сердце выглядит супер, анализы великолепные, но на ЭКГ аритмия – нарушение функции сердца. Снимок отличный, анализы крови – супер, на ЭКГ – предынфарктное состояние. Инфаркта еще нет, он будет возможно через неделю, но мы его видим на электрическом импульсе. Что мы говорим пациенту? Ты в предынфарктном состоянии. «А я себя хорошо чувствую», – говорит он. Хорошо, если врач успеет приехать. И если мы сегодня проигнорируем эти данные, мы обязательно попадем на лабораторные и анатомические методы.
Существует стадийность нарушения: функциональные – первая стадия, лабораторные – вторая, анатомические – третья стадия. Сначала бывает нарушение импульса, потом выявление химических процессов и, наконец, появление анатомического дефекта. Сначала хочется солененького, и не пьем воду, потом появляются соли в моче, через 10 лет вырастает камень.
Самое интересное, что работа органа изучается только по его электромагнитному импульсу. Сердце – кардиограмма, мозг – электроэнцефалограмма: надеваем электродики – под каждым электродиком импульс. Рентген черепа отличный, томограмма мозга великолепная, спинномозговая жидкость – все анализы прекрасные, а на энцефалограмме – шизофрения. Или идеальные снимки, анализы шикарные, а на энцефалограмме – эпилепсия. Человек раз в полгода теряет сознание, падает, бьется головой. Что с ним будет, если мы проигнорируем эти сигналы и скажем ему: у тебя прекрасный мозг и великолепные анализы.
Но если не сделаем энцефалограмму, узнаем мы про его эпилепсию? А может, она у него бывает во сне. Может быть, он не знает, что это судорожный припадок. Просыпается, а у него шея болит, мышцы тянет, а это во сне был судорожный припадок. И пока мы не сделаем энцефалограмму, мы его не визуализируем.