Байдалаков боялся возможных эксцессов на съезде. Рука Москвы способна дотянуться даже сюда! Поэтому он приказал в зале вдоль стен, справа и слева, поставить людей, часть из них вооружить, и, в придачу к охранным функциям, вменил им в обязанности наблюдение за интересующими лицами и за тем, как будет реагировать публика на каждое выступление.
Виктор Михайлович Байдалаков любил громкие фразы, красивые позы и выдавал себя за сверхчеловека, который снизошел «к малым сим» и который может перевернуть мир, и одновременно за эдакого рубаху-парня, веселого, компанейского, с недюжинным умом и железной волей. А обаятельная внешность, высокий лоб, аккуратная полоска усиков над верхней губой, бархатный баритон, ослепительная улыбка, ласковый или грозный взгляд из-под широких, соболиных бровей, и главное, необычный талант на полном серьезе выдавать желаемое за действительное, убежденно и вдохновенно, благоприятствовали его выходу в вожди молодого поколения белоэмигрантов.
Слушая его, Георгиевский щурил подслеповато глаза и улыбался залу. И оглядывал присутствующих. В глазах председателя французского отдела играла насмешка, время от времени он касался локтем приехавшего с ним товарища, и тот понимающе кивал головой. Сидящий рядом гость из Польши Вюрглер не то слушал, не то думал о чем-то своем, впрочем, у него почти всегда был такой вид. Маленький, пузатенький, лицо постное, невыразительное, улыбочка под уныло опущенными усами фальшиво-любезная. Дальше сидел председатель югославского отдела и, поглаживая усики, с восторгом и восхищением приоткрыл рот.
– …И мы уверены, что победит солидаризм, активные силы революции мобилизуют оппозиционные резервы общества и народа, – разливался баритон Байдалакова.
Георгиевский слушал, но мысли его унеслись далеко. Он вспомнил свою последнюю поездку «по заграницам», встречи с множеством людей, умных и глупых, искренних и фальшивых, равнодушных дельцов с широким кругозором и узколобых фанатиков, потом пришло на ум прощанье с уходящими туда, через границу, в Советский Союз, почти на верную смерть, в неизвестность, и поморщился. «Что делать? Ведь надо же как-то начинать!.. Без этого японцы денег не дадут…» Он вздрогнул, уставился на Байдалакова, а тот в это время читал с трибуны стихи Гумилева:
Байдалаков сел, его глаза поблескивали, брови еще хмурились, но губы уже тронула еле заметная снисходительная улыбка, которая, казалось, говорила: «Простите, господа, за слабость к эстетике».
Всего было десять заседаний с многочисленными докладами на самые разнообразные темы. На седьмом заседании с пламенной речью о революционизировании духа выступил генеральный секретарь Исполнительного бюро Георгиевский. Официально вторая центральная фигура съезда, Георгиевский, по существу, был подлинной душой Союза.
– По-прежнему мы должны рассчитывать только на себя. Но, оставаясь самими собой, мы не можем равнодушно наблюдать нарастание «международных сил». Ибо эти силы могут быть в пользу или во вред Национальной России. Наша обязанность делать им оценку. Но этого мало. Не только взвешивать их мы должны, но и, по возможности, направлять их в желанное для нас русло… Что дал нам Третий съезд? Прежде всего сознание своей силы. Доклады свидетельствуют, что на местах Союз вырос и развился, раскидывая все новые отделения и вовлекая в свои ряды новых eдиномышленников. Из этого сознания силы, своих обязанностей проистекает деловое спокойствие съезда и его единодушие: при решении даже главных вопросов не пришлось прибегать к голосованию, хотя по многим вопросам и высказывались различные мнения. Единодушие тем более было необходимо съезду, что ему пришлось принять решения по самым основным вопросам бытия Союза. Таковым был прежде всего вопрос о названии Союза. «Новое Поколение», лозунг нашего движения, часто критикуется эмигрантской средой и выставляется как одна из причин, затрудняющих вступление в Союз старших наших единомышленников… Я считаю, что необходимо удержать наименование целиком… Речь идет о «новом» не по летам, а по духу, по своему решению построить политическую жизнь на новых основаниях, на сознании не только прав на Россию, но и обязанностей перед нею. Если активизм есть лозунг действия Союза, то обновление духа есть задача внутреннего преображения. Нам, чтобы стать действенной политической силой, есть не только что охранять, но есть от чего и отказаться – ибо не примут старые мехи нового вина.