Разведчик морской пехоты

До этой высоты ещё далеко.

Капитана Инзарцева беспокоят отстающие — молодые разведчики из отделения мичмана Никандрова. Они могут стать лёгкой добычей преследователей. Инзарцев приказывает:

— Леонову, Харабрину и Манину — подтянуть колонну. В случае чего задержать егерей. Будете отходить — дайте сигнал ракетой.

Занимается утро. Теперь мы различаем гребень самой большой высоты — 415. На гребне — фигуры в длинных шинелях. Егеря спешно сооружают из камней укрытия и устанавливают пулемёт. Разведчики Кашутина и Рады-Шевцова обходят высоту 415, чтобы атаковать неприятеля с тыла. — Завязывается перестрелка, и это подстёгивает отстающих разведчиков — они прибавляют шаг. А мы бежим к замыкающим колонну, торопим товарищей.

Два разведчика несут на плащ-палатке Владимира Шеремета. Он ранен в ноги, в живот. Шеремет тяжело дышит и кричит идущему рядом лейтенанту медицинской службы Заседателеву:

— Не имеете права! Позови комиссара! Позови… Заметив нас, он просит остановиться, протягивает руки к Харабрину:

— Гриша, Гриш… Дай мне пистолет! Или, Гришенька, лучше сам… Как друга прошу!..

Харабрин подходит к Шеремету, пытается его успокоить, но Шеремет только скрипит зубами и качает головой:

— Не друг ты мне… Запомни! Я ведь вам в обузу. Ну, умоляю…

Харабрин отворачивается и говорит Заседателеву:

— Егеря идут следом. Несите быстрей.

Замыкают колонну Барышев и Коликов. Коликов хромает и опирается на плечо Барышева. Мы их поторапливаем и залегаем в камнях.

Ждать пришлось недолго.

— Идут! — объявляет Харабрин.

— Глянь-ко! — слышим мы вологодский говорок Саши Манина. — Егеря-то! Жмут вдоль озера, прямо, на виду…

Манин удивлённо смотрит в мою сторону, а я, стараясь говорить спокойно, поясняю:

— Торопятся… Им, Саша, хочется кресты в награду заработать.

Впереди цепи егерей уверенно шагает офицер. Его можно снять пулемётной очередью. Но Харабрин не стреляет. Егеря приблизились, и мы ударили одновременно из пулемёта и автоматов. Цепь разорвалась, рассыпалась, залегла. Только офицер, точно заговорённый от пуль, даже не пригнулся. Выхватив парабеллум, он что-то кричит солдатам, поднимает их в атаку и, повернувшись к нам боком, опять идёт первым.

— Силён! — говорит Харабрин. — Знает, что не миновать ему моей пули, а прёт, стерва…

Мы слышим несколько крепких слов, сказанных в сердцах. Это не мешает Харабрину прицелиться и дать меткую короткую очередь. Офицер взмахнул руками, потом согнулся и повалился на бок. Егеря этого только и ждали: побежали назад, в кусты, и оттуда открыли беспорядочный огонь. А мы лежали за надёжным укрытием и чутко прислушивались к стрельбе позади нас.

Гранаты рвались уже на высоте 415.

Я дал сигнал отходить.

Догоняя отряд, мы чуть не наскочили на Павла Барышева, который тащил на себе долговязого Коликова. Я подумал, что Коликов ранен, но оказалось, что «чемпион по лыжам», как он себя назвал, впервые явившись в отряд (Коликов действительно считался одним из лучших лыжников Северного флота), попросту скис: он натёр ноги, спину. На гонках, по накатанной лыжне, Коликов оставлял Пашу Барышева далеко позади, а в первом же походе по горам и бездорожью, да ещё с полной выкладкой выдохся и вот взгромоздился на широкую спину низкорослого Барышева. А тот, широко расставляя ноги, обливаясь потом, кряхтит, но тащит «чемпиона».

Увидев нас, Барышев сбросил с себя Коликова. — Бревно! Ну, куда мне с ним?! — закричал он, оборачиваясь к нам. — Мичман Никандров приказал: не бросай его! А там бой… А я тут с ним нянчусь…

В голосе Барышева столько обиды, что мы осуждающе смотрим на Коликова. И тут Харабрин, пугливо озираясь по сторонам, стал рассказывать, что за нами по пятам гонятся егеря, вот-вот нас настигнут.

— Братки! — взмолился Коликов. — Дойду, ей-богу, дойду сам! Только одного меня не оставляйте.

— Дуй в гору! Прикрывать тебя будем! — подбодрил его Харабрин.

И, действительно, Коликов до того резво заковылял, что мы еле-еле поспевали за ним.

— Видал? — спросил Харабрин Барышева. — Зря ты, Паша, спину гнул. Ведь что получается? Он — чемпион, а из тебя дух вон. Несправедливо! А теперь даже бога вспомнил. Ишь чешет!

3

Через час мы с боем заняли высоту 415. С её вершины просматривались две дороги, идущие из Титовки к Западной Лице и к морю — к мысу Могильному. Но нас привлекали более важные объекты наблюдения. На ближних сопках, пытаясь охватить кольцом высоту 415, скапливались егеря. Их было много. Василий Кашутин подбадривал новичков:

— На этой высотке обороняться можно. Скрытно не подползёшь. Пусть егеря сунутся.

Но егеря не торопятся атаковать и занимаются непонятными манёврами залегают в одном месте, потом переходят на другое.

— Выбирают исходные позиции, — поясняет Кашутин.

С моря подул резкий ветер с липким снегом, и видимость резко ухудшилась. Наконец, завязалась перестрелка и началась первая атака на наш левый фланг. Потом группа вражеских автоматчиков, просочившись меж камней и кустов, угрожала уже правому флангу. Егеря упорно лезли вверх, цепляясь за каждый камень.

Группы Баринова и Никандрова спустились по склону, чтобы задержать автоматчиков.