Разведчик пустоты

Юрис как-то сумел удержаться на ногах еще пару секунд, до того, как клинок ударил снова. На сей раз воин увидел его — размытое черно-серебряное пятно, в мгновение ока прорезавшее воздух. Лезвие вонзилось в его разрубленный живот и вышло со спины. На сей раз Юрис, вскрикнув, с грохотом рухнул на землю.

В какой-то абсурдный миг Юрис осознал, что лежит на спине и тянется уцелевшей рукой к своим отрубленным ногам.

А в следующий миг над умирающим легионером уже стояла она. То существо, о котором предупреждал Люкориф. Отчаянно мечущееся сознание кричало, что он должен действовать. Должен связаться с остальными. Должен предупредить их, что она уже здесь, в катакомбах.

Но этого не произошло. Он ничего не сказал и никого не предупредил. Юрис открыл рот, но оттуда хлынул лишь поток горячей крови и желчи, заляпавший шею.

Молчаливая царица ведьм подняла копье, сжатое во второй руке, и высоко его занесла. Она проговорила единственное слово на грубом готике, почти до неузнаваемости искаженное ее акцентом:

— Спи.

И с падением ксеносовского клинка Юриса наконец-то поглотила блаженная тьма.

Первые вопли застали его врасплох. Он не собирался повторять эту ошибку.

Когда Первый Коготь соединился с Третьим Когтем Фаровена, оба подразделения приготовились как можно дольше защищать обширную сеть залов, подсобных помещений, туннелей для отступления и перекрестков.

— Вы видели Малкариона? — первым делом спросил Фаровен.

— Он все еще охотится в одиночестве, — ответил Талос.

Сразу же вслед за этим появились вопящие ведьмы. Последние несколько часов легионеры сражались со слабыми противниками, так что эта громозвучная атака оказалась неприятным сюрпризом, — пришлось менять и скорость, и тактику боя. Но, по крайней мере, Кирион прекратил выклянчивать штурмовую пушку.

Они оказались не подготовленными к первым крикам. Перед тем как атаковать, ведьмы с мечами заводили свой похоронный хорал, используя песню как оружие. Устойчивость к страху ничуть не помогла воинам, когда на них пала тень этой песни. Талос ощутил, как заледенела кровь, мышцы налились тяжестью, на висках выступил пот — его тело среагировало так же, как тела смертных реагируют при сильном испуге.

Ощущение было… невероятным, настолько сильным, что почти опьяняло. Ничего подобного он не чувствовал в течение последних десятилетий. Ни одна душа после имплантации геносемени не способна была испытывать страх, но, хотя его холодные пальцы и не коснулись разума пророка, физическое ощущение ужаса все же заставило его расхохотаться. Разве не забавно было осознавать, что это — бледное подобие того страха, что он наводил на своих жертв? Чувствовать это на своей шкуре?

Как познавательно, — подумал он, улыбнувшись своей кривой улыбкой.

Следует признать, что веселью несколько мешало оцепенение, сковавшее его руки и ноги и оно было настолько кратковременным, что почти мгновенно сгорело во вспышке ярости.

Но к тому времени ксеносы уже оказались среди них. Их зеркальные клинки резали, рубили и потрошили, прореживая ряды двух последних отделений Повелителей Ночи. Убивая, эльдары плясали, словно исполняли какой-то нечеловеческий танец под слышную им одним музыку. Их шлемы были отлиты в форме кричащих масок смерти, и из распахнутых ртов вырывались усиленные такой конфигурацией вопли.

Неплохой трюк, — подумал Талос, ненавидя себя за то, что восхищается изобретением ксеносовской расы.

Когда пророк отразил удар клинка тыльной частью бронированной перчатки, ему на мгновение — в охватившей его лихорадке — представилось, что он чувствует очертания песни. Звон мечей по керамиту был быстрой барабанной дробью; стоны и крики его умирающих братьев задавали ритм.

— Заткнитесь! — рявкнул он, отшвырнув ксеносовскую ведьму взмахом силового кулака.

Ее крик оборвался заодно с ее жизнью, завершившись влажным хрустом ударившегося о стену тела.

Эльдары исчезли так же быстро, как и появились, вновь растворившись в туннелях.

— Теперь они что-то не воют, — рассмеялся Кирион.

Талос не присоединился к его смеху. Трое из Третьего Когтя были мертвы — клинки баньши изрубили их на куски. А из эльдарок пала только одна, та, которую он пришиб кулаком.

Талос осторожно пересек комнату. Подойдя ближе, он заметил, что пальцы ведьмы конвульсивно сжимаются.

— Она все еще жива, — предостерег Фаровен.

— Я и сам вижу.

Талос наступил ботинком на ее руку. Коленные сервомоторы взревели. Без малейшего усилия — в терминаторской броне это было не сложнее, чем сделать вдох, — пророк раздавил руку эльдарки, превратив плоть и кость в кровавое месиво.

Это привело ее в чувство. Завопив, она очнулась. Талос стащил шлем с ее головы, и псайкерский вопль затих, сменившись почти человеческим стоном.

Талос прижал к груди эльдарки дула штурмовой пушки.

— Я тебя знаю, — сказала ксеносовская дева на ломаном готике.

Казалось, слова оставляют на ее губах мерзкий привкус. Ее скошенные к вискам глаза сузились и сверкнули сочной зеленью давно исчезнувших лесов.

— Я Таиша, дочь Морай-Хег, и я знаю тебя, Ловец Душ.