Читаем Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии полностью

Я, естественно, полетел на Сицилию в гости к Николо Джентили. В аэропорту в Палермо нас с Келанти встретили люди Николо Джентили, те самые крепыши, что приходили к нему ночью. Они привезли нас на виллу к своему хозяину, там я впервые встретился со стариком Николо. Я ему объяснил, что в нашей стране никто не знает, что такое мафия, но все наперебой о ней говорят, а я хотел бы объяснить читателям своей газеты, что же это такое? На что он мне ответил: «Сын мой, ради бога! Я тебе все расскажу, можешь мне задавать любые вопросы, но завтра, а сегодня вы с Келанти покатаетесь на яхте, половите рыбу, одним словом, отдохнете».

А на следующий день началось мое знакомство с Николо Джентили. Он мне рассказал массу интересных вещей. Начал с объяснения, что напрасно их многие считают чуть ли не карманными ворюгами и бандитами. Что такое мафия для них? В 14-ом веке это был лозунг борьбы итальянских освободительных отрядов, боровшихся с французскими корсарами, когда те высадились на Сицилии. А переводилось это так: «морте» — смерть, «ай» предлог, «франчези» — французским, «инвозори» — захватчикам, и «ассассине» — убийцы. Вот от этого пошло название их организации. Потом все менялось, у них выработался свой образ жизни, свой устав. Их организация соблюдает библию, правда, в ином варианте, нежели у нас. Мафиози не должен желать жены ближнего своего, в случае нарушения этого завета его ждет смерть. Соблюдается заповедь «не укради». Имеется в виду, что воровать можно у государства, а не у своего ближнего. Если воруешь у ближнего, то тебя тоже ждет смерть. Убивать можно полицейского, но только не мафиози. Он мне показал устав мафии. Я переписал его и клятву вступающего в нее.

Мафия, по его объяснению, это большая семья. Ее разветвленная структура имеет информацию обо всем, ни одна разведка мира такой информацией не обладает. В мафии есть ее глава, у него три заместителя, которые друг друга не знают. И у каждого из них свои разветвления, которые работают в разных областях экономики, строительства, финансов и в правительстве. Я очень приятно провел время на вилле у Николо, расстались мы с ним тепло, а когда я позже приезжал на Сицилию, он об этом узнавал, и мне предоставляли лучшие номера в отелях этого города. Правда, когда я собирался уезжать от него, то предупредил его, что газета «Известия» советская и написать о нем очень хорошо я не смогу, но постараюсь писать объективно. На что он мне ответил: «Сын мой, пиши так, как тебе бог на душу положит!». На мой вопрос: «А меня не пристрелят в Италии, когда выйдет моя статья?», он мне ответил, что в СССР никто не знает, что такое мафия, и я им сделаю рекламу. И, действительно, когда я привез ему перевод, то он мне сказал спасибо. Так я проник в сицилийскую мафию и познакомился с ее уставом.

— Что, по Вашему мнению, важнее в деле разведчика: заполучить в свои сети источник информации в спецслужбе противника — или воспользоваться услугами лидера какой-либо из партий парламента, чтобы через него влиять на формирование политики в стране?

— Нет, в основном мы работали против разведки. У меня, в итальянской контрразведке «Сифари», был агент, который давал мне сведения о тех, кого наша разведка вербовала. Я сообщал ему имя кандидата на вербовку, а он узнавал в своем ведомстве, не подсунули ли нам подставу с целью дезинформации. Это была весьма опасная работа, которой в нашей итальянской резидентуре занимались только два человека. И когда меня, после моего рассекречивания как разведчика, шесть лет назад итальянцы пригласили выступить у них на ТВ, по теме «Терроризм и борьба с ним», чтобы выяснить, помогали ли мы «Красным бригадам», то рядом со мной в студии сидел генерал Делаклеза. Он тогда возглавлял итальянскую разведку и контрразведку, называемую службой информации «Сефро». И он мне сказал, что насчет меня у его службы были подозрения, поскольку я много ездил по стране, но их убивало то, что меня каждый день публиковали «Известия». Аджубей знал, что меня надо прикрывать. Но, как дальше сказал генерал, я им принес много пользы тем, что много писал о культуре и обо всем, что происходило в Италии. И их анализ моей работы дал ответ, что я им принес больше пользы, чем вреда.

Еще при помощи моей агентуры было положено начало выпуска автомобиля «Жигули». Благодаря нашей работе СССР получил кредит от автомобильной фирмы «Фиат» при постройке завода в Тольяти. За что я получил в награду за эту операцию ружье и внеочередное звание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное