В то время Центр держал разведчиков, что называется, «в черном теле». Время, когда разведчики могли не экономить на мелочах, еще не пришло. Одна-единственная «незапланированная» взятка ставила под угрозу всю работу. А требование детального финансового отчета было порой просто опасно. Такую отчетность вел на бумаге один из лучших резидентов Второй мировой войны — Шандор Радо и эти его записки попали в руки контрразведки при обыске на конспиративной квартире. Но даже если вынести этот случай за скобки, то ясно, что разведчик должен, как минимум, иметь достаточно средств, чтобы жить в соответствующей его положению квартире, одеваться и не быть стесненным в мелочах.
«Скупость в финансовых вопросах Центра, — напишет позднее в отчете Черняк, — создавал трудности для меня. Не многое помогло успешно развивать нашу работу так, как полное изменение отношения к финансовым вопросам».
В ходе своей десятилетней командировки он переезжал из страны в страну, и в каждой из них обязан был держаться так, чтобы не привлекать внимания. Кроме традиционных английского, французского и немецкого он в совершенстве знал румынский, венгерский и чешский языки, имел несколько паспортов — один из них был даже австралийским! Никогда в странах пребывания не занимал сколько-нибудь престижных постов — числился лектором, коммерческим агентом и т.п. Менял имена и легенды, имел их несколько, но не имел даже подобия дома, живя на квартирах надежных людей, которые, как правило, считали его коммунистом, находящимся на нелегальном положении. Один раз он в течение нескольких месяцев не мог легализоваться — одна случайная проверка, и все! Но он был умен, хитер и осторожен, и в его жизни не было места таким вот случайным проверкам. И такой вот жизнью Ян Черняк жил десять лет, шесть из которых пришлось на войну.
Итак, освоившись на новом месте и получив необходимые средства, Черняк приступил к организации агентурной сети. Вскоре среди его источников были такие фигуры, как секретарь министра, глава исследовательского отдела авиационной фирмы, офицер разведки, высокопоставленный военный в штабе, крупный банкир и другие. Только лично Черняк завербовал двадцать агентов. Трое из них работали на нашу разведку по тридцать лет — в то время, как завербовавший их резидент давно уже находился в Союзе. Кроме того, он настолько успешно руководил этой сетью, что его агенты ни разу не только не были арестованы, но даже не попадали в поле зрения контрразведки.
Соответствующей была и информация, которую Черняк направлял в Центр. Так, от банкира он получил список закрытых счетов в европейских банках, которыми пользовались секретные сотрудники немецких спецслужб и нацистской партии. Что же касается научно-технической и военной информации, то в Москву направлялись материалы противовоздушной и противолодочной обороне Германии, новейших материалах и технологиях, применяемых в авиации, вооружении и оборудовании самолетов, по реактивным снарядам, бронетанковой технике, химическому и бактериологическому оружию, связи, радиолокации, состоянии оборонных отраслей промышленности европейских стран, запасах стратегического сырья и так далее… Обо всем и помногу.
О работе Черняка в это время можно судить по следующей записи в его характеристике: «Находясь в зарубежной командировке, Я. Черняк провёл исключительно ценную работу по созданию нелегальной резидентуры и лично завербовал 20 агентов». А вот как оценивали работу Черняка получатели его информации. В 1937 году старший инженер 5-го управления НКО Дозоров докладывал начальнику Разведупра: «Наиболее важными и исключительно ценными являются материалы 1-й группы, где дано подробное описание производства иконоскопов. Они отвечают острейшей потребности наших институтов и помогают в разработке новых высокочувствительных телепередатчиков. Такая информация поможет нам сэкономить буквально миллион рублей в валюте».
В октябре 1938 года, после заключения печально известного Мюнхенского соглашения, Черняк переезжает в Париж — по-прежнему в качестве нелегала. Однако обстановка там была крайне напряженной, и поэтому перед оккупацией Франции гитлеровскими войсками летом 1940 года он возвращается в Цюрих, а затем перебирается в Англию.