Однако по некоторым теоретическим вопросам, имевшим большие практические последствия, Мао и Коминтерн расходились. Мао все чаще утверждал, что рабочий класс утратил свою руководящую роль в революции и основной ее движущей силой стало крестьянство (среди которого авторитет Мао был особенно велик). Но это было бы еще полбеды — вскоре Мао стал намекать, а затем и открыто заявлять, что центр мировой революции теперь переместился на Восток, то есть, в Китай. Коминтерн считал главным противоречием в мире противоречие между СССР и капиталистическими странами, а Мао — противоречие между Китаем и Японией. Из этих теоретических выкладок делалось одно практическое следствие: что Советский Союз должен любой ценой помогать революционному Китаю, не останавливаясь даже перед войной. Нетрудно догадаться, что и находящийся в Москве Исполком Коминтерна, и советское правительство смотрели на эти вопросы несколько по-иному. По иному рассматривал их и получивший европейское коммунистическое воспитание Отто Браун. Но, в условиях отсутствия связи с Москвой, в руках у Мао были все козыри, он все больше и больше завоевывал в партии абсолютную власть, а сторонники «московского курса» теряли свои позиции.
Постепенно Брауна перестали посвящать в важные вопросы политической жизни и вообще начали потихоньку отстранять от дел. Тогда он посчитал свою задачу в Китае выполненной, тем более что он находился здесь уже более четырех лет — в то время это был очень большой срок для работы в одной стране. Начиная с 1936-го и по 1938 год Браун неоднократно просил передать в Москву его просьбу об отзыве в СССР, но все его обращения оставались без ответа, и он даже не знал, передавались ли они. А друзья из КПК советовали ему не настаивать на отзыве, предупредив, что в Советском Союзе его могут ждать большие неприятности. Впрочем, Отто и сам уже кое-что слышал о «врагах народа». Тем не менее, он решил, что ему все равно надо отчитаться в Москве за свою работу в Китае. Но вызова все не было, и Браун настроился остаться в Китае надолго, может быть, навсегда.
Он вступил в КПК, женился на китаянке-певице Ли Лилянь и начал всерьез изучать язык. Мао предложил ему быть военным советником в штабе тыла. Но работы там для Брауна не было, да и работники штаба явно показывали, что его сотрудничество нежелательно. Наконец, он понял, что его прикрепили к штабу тыла, лишь потому что надо было где-то числиться. Впрочем, похоже, что после перехода Брауна в КПК Мао стал относиться к нему благожелательнее — нет, военный советник не стал его сторонником, но он уже не был столь важной фигурой, чтобы обращать на него серьезное внимание.
В один из воскресных дней, осенью 1939 года, рано утром, еще до восхода солнца, его разбудил посыльный из Центрального Комитета и передал записку, в которой говорилось: «Немедленно поезжай на аэродром, ты летишь в Москву». Оказалось, что в советскую столицу отправлялся Чжоу Энь-лай, и Брауна «с оказией» тоже отправили домой. Взять Ли Лилань с собой ему не разрешили. Правда, Чжоу Энь-лай обещал «все уладить», но жену Отто так больше никогда и не видел. Мао холодно пожелал советнику счастливого пути, не сказав ему ни слова благодарности за работу. Но, как бы то ни было, годы в Китае позади, и Отто летит в Москву!
По прибытии в Москву начались странности. Отто Браун неделями отвечал на вопросы, писал отчеты и докладные. Сначала он думал, что так и положено, но потом понял, что за этой дотошностью скрывается нечто большее, чем должностная волокита. В декабре его пригласили на беседу с представителями КПК, где присутствовали и некоторые руководящие работники Исполкома Коминтерна. Там Брауну предъявили множество обвинений, от которых, впрочем, он успешно отбился. Поскольку в Китае он добросовестно придерживался «московского курса», и беседа тоже происходила в Москве, нетрудно догадаться, что на сей раз козыри были у него на руках.
Впоследствии Браун узнал, что присутствовавшие на совещании Чжоу Эньлай и младший брат Мао Цзедуна Мао Цзэминь получили задание: добиться в Москве не просто исключения Брауна из партии, но уничтожения его как «врага народа». Однако из этого ничего не получилось. Никаким репрессиям Отто Браун не подвергался, все время он спокойно жил и работал сначала в Москве, а потом в ГДР. Все ограничилось тем, что его уволили из армии и отстранили от дел, связанных с Китаем, предложив помалкивать о том, что там происходит. Эту рекомендацию он неукоснительно выполнял вплоть до 1964 года, когда выступил в «Нойес Дойчланд» со статьей «От чьего имени говорит Мао Цзе-дун?».