Разведенка с прицепом (СИ)

После того, как тест ДНК подтвердил отцовство, Омер заикнулся о том, чтобы мы с Лале переехали к нему в дом. Я случайно услышала, пришла звать их на обед, а они слишком громко говорили с Денизом. И я замерла у двери.

— Раз уж обе девочки будут носить фамилию Озден, логично, если они переедут ко мне, Эмир-бей, — начал отец, но Дениз его перебил.

— У тебя недостаточно охраны, Омер-бей. Ясемин и Лале останутся здесь, пока мы не представим ее обществу.

— Но я скучаю по ним, особенно по внучке.

— Послушай, брат, я понимаю тебя, — голос Эмира зазвучал мягче, но это в сравнении. Насколько в принципе может мягко звучать голос этого человека. — Но ты как-то обходился без дочери двадцать лет, а теперь и дня прожить не хочешь.

— Ты правду говоришь, Эмир, — ответил ему отец, — но Лале так похожа на мою маленькую Ясемин. Когда я на нее смотрю, словно переношусь в прошлое, где я был молодой и влюбленный. А моя единственная дочь называла меня папой. Если бы ты знал, брат, как я хотел бы вернуться в прошлое и все изменить. Я бы сделал все, чтобы моя дочь была рядом.

Я тихо на цыпочках отошла от двери до самой лестницы и уже оттуда затопала громче, чтобы меня было слышно. И теперь услышанное мне тоже не дает покоя.

Значит Омер запланировал мой выход в свет, и я понимала, что он когда-то об этом заговорит. Но во-первых, я еще не решила, соглашусь или нет. А во-вторых, причем здесь Эмир Дениз?

И конечно, глядя на отца, я теперь не могу не думать, как могло быть, если бы наша с Омером связь не прервалась.

Мы подъезжаем к большому дому, огороженному высоким забором. Он не выглядит так кричаще роскошно, как дом тех же Денизов. Здесь больше сдержанной элегантности и стиля — того, что отличает коллекции люксовой серии от масс-маркета.

Нас уже ждут. На крыльце стоит худощавая женщина с осанкой, которой позавидовала бы любая балерина. Вспоминаю, что госпоже Хасне Озден почти семьдесят пять, и невольно проникаюсь уважением. Впрочем, Кемаль Озден на свои восемьдесят тоже не выглядит.

Что ж, хотя бы в генетической лотерее нам с Лале повезло.

— Здравствуй, Ясемин, — сдержано здоровается Хасна и смотрит на Лале. — И ты здравствуй, принцесса Лале. Я бабушка Хасна.

Ее взгляд вмиг теплеет, и у меня отлегает от сердца.

Пусть моей дочке будут рады. Мне не нужно. Мне от них уже ничего не нужно.

Господин Кемаль держит губы крепко сжатыми, руки за спиной сцеплены в замок. Взгляд угрюмый и цепкий, окидывает меня им несколько раз с ног до головы. Затем переводит на Лале.

— А я знаю, ты дедушка Кемаль! Ты любишь чорбасы и кебаб! — заявляет ему малышка, и у пожилого мужчины от удивления брови едут вверх.

— А ты откуда знаешь? — не скрывает он изумления.

— Мне дедушка сказал, — доверительно сообщает Лале и оборачивается на Омера, — вон тот.

Она подходит к Кемалю и берет его за руку, отчего тот дергается как от удара током. Но руку не забирает.

— А еще он сказал, что ты покажешь мне котят. Пойдем.

Кемаль переглядывается с Хасной, с сыном и даже со мной. Затем снова обращает взгляд на Лале.

— А ты обещаешь их не тревожить? Они еще слепые.

— Конечно, — кивает Лале, — я их только поглажу. И тебе дам погладить.

Хасна улыбается кончиками губ, Кемаль наклоняет голову, но я успеваю заметить спрятанную в пышных усах улыбку.

— Ну пойдем, — позволяет малышке себя увести, приноравливаясь под детские шаги.

Мы все смотрим им вслед, пока наконец Хасна не оборачивается и не обращается ко мне.

— Я надеялась, что ты принесешь свет в этот дом, Ясемин. Но не могла даже предположить, насколько.

На меня обращен взгляд женщины, которая уверена в своей правоте. И в своей непогрешимости. Я не готова воевать со стариками, но и изображать любящую внучку тоже нет желания.

— Простите, боюсь, я вижу все это немного в ином свете. Я ничего не приносила в ваш дом, госпожа Озден, и не планирую. Я лишь пошла на уступки Омер-бею, привела Лале познакомиться с вами, — начинаю говорить, но Хасна перебивает, ненавязчиво прикоснувшись к моей руке.

— Ты обижена на нас, Ясемин, и ты имеешь на это право. Но скажи, ты сама мать. Разве ты не хочешь добра своему ребенку?

Этот вопрос ставит меня в тупик. Непонимающе смотрю на Хасну, а она продолжает:

— Омер тогда запутался, решил, что влюбился. Но я хорошо знаю своего сына, это было увлечение, не более. Конечно мы с отцом ополчились против их брака с твоей матерью. Теперь я жалею, что мы так сопротивлялись. Надо было уступить, пускай бы поженились. Они бы все равно долго не продержались, зато тебя мы бы не упустили. Знала бы ты, как страдал Омер, когда понял, что твоя мать не даст вам видеться!

И хоть в ее словах одна только правда, мне все равно обидно за маму.

— Почему вы так уверены, что они все равно бы развелись? Хотите сказать, вы бы все сделали, чтобы выжить маму? Папа… Омер говорил, что вы надавили на него, заставив жениться на Афре. Там была какая-то история с долгами.