Разведка боем

— Как же не признавать, признаю. Тех же народовольцев взять. Тоже дураки были, исходно, но хоть мучились, спорили, имеют ли право на теракт идти, и решили, что могут, но только ценой собственной жизни. Царя Александра убили, так или сами сдались, или после ареста вины не отрицали, кололись до донышка. Можно уважать. Да и Плеханов, Кропоткин, Лопатин. Поумнее вас с вашим Лениным были люди, однако от большевизма с презрением отвернулись. Идейность потому что… А вы? Офицер какой-никакой, превратились в дешевку панельную! Человек к вам на переговоры пришел, думал, может, и правда кое-какая совесть прорезалась… Хозяева-то ваши люмпены, сволочь Петра Амьенского, с них взять нечего, а я ж вас живым отпустил, мамаше обещал поклон передать… Стыдно, прапорщик, мерзко…

Вадим зло оскалился:

— Законы классовой борьбы не признают вашей так называемой морали!

— Знаем, и это читали. Но я же обращался к вам как к разумному человеку. Вы действительно убеждены, что в компании с абсолютно безнравственными вождями, опираясь на тупую, распаленную возможностью безнаказанных грабежей и убийств толпу, уничтожив или оттолкнув от себя и так немногочисленную национальную элиту, возможно построить какое-нибудь общество, кроме деспотии древнеассирийского типа?

— Что ты с ним, Андрей, с подонком, в философию ударился? — подал голос Шульгин. — Не видишь, ему просто свое паскудство отмазать хочется?

— Вижу, конечно. Потому и говорю. У него стержня-то нет, в душе он понимает, что желание из прапорщика полковником за год стать и отожраться за свое, допускаю, не слишком сытое детство, вслух высказывать вроде и стыдно. А на идейной базе уже проще. Как опять же их Ленин писал, им достаточно десяти процентов населения, чтобы с ними коммунизм строить. Остальных можно и в распыл. Вот наш приятель и старался в девяносто процентов не попасть…

— Совершенно верно, — кивнул Шульгин. — И раз желание жрать и грабить не есть высшая духовная ценность, Джордано Бруно из него не выйдет.

— Господа полковники хорошо подготовились. — Вадим еще пытался держать фасон. — Только мы такие разговоры уже от своих меньшевиков и левых эсеров слышали. И куда красноречивее к тому же.

— Несомненно, — с готовностью согласился Новиков. — Нормальный человек другого и не скажет. И все же интересно, вы хоть спорить пытались, когда ваш начальник такой вот план предложил? Неужели не объяснили, что начало-то хорошее было, перспективное, и мы, если вы в характерах понимаете, людьми оказались доверчивыми, старого закала, последнему дерьму в праве на совесть не отказываем, верим, что и в нем духовное возрождение произойти может… Совершенно по Достоевскому.

— Легко оскорблять связанного человека…

— Да мать же твою! Ты посмотри на него, Андрей! Они толпой на парламентера кинулись, получили по соплям, а теперь обижаются, что в них джентльменов видеть не хотят! Наши хитровские друзья про таких, как ты, говорили: «Ты никто, и звать тебя никак. Брысь под нары». Я, бля, тебя сейчас развяжу и посмотрю, на что ты вообще годишься… — Шульгин, похоже, действительно вышел из себя. Новикову пришлось его успокаивать:

— Ну так что, прапор? Согласен ты с полковником в честном поединке свою правду доказать или признаешь, что очередной раз дурака сваляли? А может, это мы чего-то не поняли?

— В этом да, признаю. Неладно вышло. Был план на серьезную игру. Мой план, чего скромничать. Однако… Нет, я вам ничего не скажу, не ждите. А остальное вы сами видели, скрывать нечего. Тут тоже могло получиться. Вокзал мы плотно перекрыли, на перроне человек двадцать наших было. И с дрезиной неплохо задумали. Как сорвалось? Конечно, вашим жандармским штучкам сразу не научишься. Ребята хорошие были, проверенные, а вот дали маху. Сразу бы кучей навалиться…

— Вот-вот, кучей, и вся ваша тактика со стратегией. Жандармы, конечно, поумней вас были. И что, воображаешь, притащили вы меня на Лубянку, и я сразу бы колоться начал?

— Куда б вы делись? — презрительно фыркнул Вадим.

— Ну-ну, поглядим, куда ты деваться будешь… — не скрывая интереса, сказал Шульгин. Встал, открыл нижнюю дверцу серванта.

— Вот эту штуку видишь? Называется — электрический утюг. У тебя какое образование, напомни?

— Петроградский университет, математический факультет…