Разведка боем

Моррон яростно сражался, стоически перенося сбивавшие с ног удары и ранения. Дарк отбирал жизни у врагов, пока стоял на ногах, невзирая на кровь, быстро покидавшую его тело через порезы свежих ран, и все усиливающееся головокружение. Многочисленным врагам, хоть и напуганным, но не впавшим в панику, не удалось изрубить его мечами на куски. Аламез бился, пока у него были силы, а откинул бесполезный меч лишь тогда, когда с его клинка исчезла последняя капля смертоносной крови. Далее продолжать схватку было бессмысленно, ведь он уже не мог умерщвлять врагов.

Кровососы поначалу отпрянули, ошибочно приняв этот жест за хитрость, а когда через миг разобрались, что к чему, атаковать было поздно – истекший кровью Аламез потерял сознание и грузно повалился на пол. Любой человек на его месте был бы уже мертв.

Глава 12

Под знамена Геркании!

Вампирам верить нельзя. Их слова лживы, а в помыслах нет и зернышка благородства, ведь они чем-то сродни перекупщикам и ростовщикам, у которых на уме лишь прибыль, а точнее, доход, выжатый из несчастья других. Заверения и прочие признания кровососов не стоит принимать всерьез, пока не появится подтверждений в виде конкретных дел, да и то стоит призадуматься, а не сокрыто ли где подвоха…

Дарку не суждено было узнать, на самом ли деле разговор с Фегустином Латом состоялся в цитадели клана Мартел, находившейся севернее шеварийской столицы, или магический телепорт перенес его не на двести миль, а всего лишь на двести шагов, в одно из помещений крепости Кенервард. Это таинство осталось не раскрытым на века, ведь ему не было реальных подтверждений. Что же касалось описания незавидной участи пленника, то даже в этом вампир не смог удержаться от маленькой лжи.

Аламез очнулся в тесноте и в темноте замкнутого пространства запертого на крепкие замки стального гроба. В этом коварный злодей не соврал. Кроме ноющей боли и слабости во всех членах тело Дарка еще испытывало и легкую качку. Его везли на корабле к середине Немвильского озера. И в этом заверение вампира не отличалось от происходящего. Однако Лат почему-то не удосужился упомянуть, что перед тем, как отправить стальную гробницу на дно, тюремщики закуют узника в цепи и омоют свои сапоги кровью из его разбитого носа.

Едва Дарк поборол боль в израненных конечностях, как на него обрушились новые страдания. Звон цепей, снимаемых с гроба, сводил моррона с ума, а скрежет ключа в отпираемом замке как будто наматывал на вилки барабанные перепонки. Пленник едва сдержался, чтобы не испустить крик и не покрыть головы мучителей бурным потоком брани. Конечно, в этом не было бы ничего страшного, но все же сквернословие испортило бы трагичность момента. Воины – не воры, у них принято вести себя перед казнью достойно, так, чтобы каждое слово, слетавшее с их пересохших губ перед ликом смерти, запоминалось потомками на века. Аламезу не хотелось бы отступать от этой традиции, и поэтому он радовался, что не поддался гневу и в конце своей жизни удержался от низкой ругани или от жалких обещаний палачам скорой лютой расправы от рук мстителей-сообщников.

Когда крышка открылась, то взору моррона предстали взлохмаченная, давненько нечесанная борода, почти полностью скрывавшая лицо пренебрегавшего бритьем северянина, и огромные, сильные ручищи, потянувшиеся к его израненному, но довольно быстро заживавшему телу. Лапищи северянина ухватили моррона за грудь, рывком оторвали от дна будущей вечной темницы, легко подняли в воздух, а затем без всяких церемоний швырнули на палубу. С ним уже обращались, как с трупом.

Больно ударившись лбом о деревянную доску, Дарк, как ни странно, не воспылал гневом к мучителю. Он сохранял спокойствие, и когда окованные стальными пластинами сапоги наемника прошлись пару раз по его лицу, а потом принялись месить живот, наверное, собираясь выбить наружу не распотрошенные в прошедшей схватке с вампирами кишки.

«Похоже, у мужичка ко мне счеты! – отрешившись от обиды и боли, рассуждал Аламез во время непродолжительной экзекуции. – Интересно, с чего вдруг такая ненависть? То ли Грабл его дружка прибил, а может, и я оскорбил плевком в рожу… Лягается вояка от души, тут точно не простое выполнение приказа, а что-то личное!..»