Разведка была всегда...

Каким путём Владимир шёл на Корсунь, большое ли войско вёл за собой — документы не сообщают. Поэтому мнения историков разделились. Некоторые из них, начиная с Н. М. Карамзина, предполагают, что русская рать спустилась в ладьях по Днепру и направилась к южному побережью Таврики кратчайшим морским маршрутом. Есть сторонники и сухопутного похода. Я, вслед за академиком Б. Д. Грековым, думаю, что Владимир, подобно Олегу и Игорю, снаряжавшим экспедицию в далёкий Царьград, двинулся в Крым «на конех и в кораблех», то есть и по суше, и по воде, хотя не исключаю и одного только первого или второго варианта. Конница необходима была Владимиру и для продовольственного обеспечения осады, и для рейда сквозь херсонесскую и боспорскую фемы к Керченскому проливу. Наличие в составе войска степняков (чёрных болгар) подтверждает такое предположение. Флот, конечно, тоже был полезен — как для блокады Корсуня с моря, так и для операций вдоль побережья и даже, может быть, в сторону Константинополя. Но его участие в походе возможно лишь при условии, что русские появились под Корсунем летом (по мнению большинства исследователей, в июле — августе). Потому что сравнительно безопасное плавание по Чёрному морю, особенно для таких мелкосидящих судов, как славянские ладьи, ограничивалось периодом с середины мая до начала сентября. Численность Владимировой рати (кроме чёрных болгар, здесь были варяги, а также кривичи и словене, то есть смольняне и новгородцы), по вычислениям А. Л. Бертье-Делагарда, не превышала 6—8 или даже 5—6 тысяч «воев». Да и этого для города, предоставленного собственным силам и воле судьбы, города с населением не более 10 тысяч, на его взгляд, было слишком много. И всё дело в том, что Владимир готовил дружины не для Корсуня, а для помощи василевсам против Варды Фоки, которую вынужден был задержать из-за неприезда Анны.

Не обсуждая это предположение, думаю, что 6—8 тысяч — цифра минимальная. Тем более если Владимир шёл не только на Корсунь, но собирался увидеть и силуэты Корчева, чтобы убедиться в безопасности созидаемой здесь тмутороканской Руси. Если его угрозы двинуться из Крыма на Константинополь не имели единственной целью лишить будущих родственников душевного равновесия (что, по свидетельству Зонары и Кедрина, киевскому князю вполне удалось). Да и сам Корсунь был очень крепким орешком, о чём Владимир, несомненно, хорошо знал. Правда, население города не достигало, по-видимому, и той цифры, которую назвал Бертье-Делагард, и составляло 6—7 тысяч человек, что, впрочем, совсем немало для средневекового города. Это значит, что Корсунь мог выставить для своей защиты максимум тысячу воинов — рыбаков, моряков, крупных и мелких торговцев, ремесленников различных специальностей — гончаров, кузнецов, строителей, ювелиров и т. д. Но в нём, вероятно, находился и византийский гарнизон, возглавляемый военным и административным главой фемы — стратигом, носившим высокий придворный чин протоспафария[6]

. А кроме того, сам Корсунь был первоклассной крепостью, одной из лучших в Византийской империи. 339 тысяч квадратных метров его территории окружали мощные каменные стены «кордонной» и «квадровой» кладки, возведённые в V—VI веках. Их высота доходила до 15 метров, ширина — до 3-х, а в некоторых местах даже до 6 и 9 метров. (Для сравнения: стены большинства византийских крепостей последующих столетий имели толщину 1,5-2 метра). Ключевые участки обороны были усилены ещё одним каменным поясом — протейхисмой. По всему периметру той части крепости, которая была обращена к суше, высились прямоугольные и круглые боевые башни. Их было больше двадцати. Внутри города находилась цитадель. Твердыня эта видела перед собой готов и тюрок, хазар и печенегов. Но никогда ещё врагу не удавалось восторжествовать над мудростью византийских зодчих и мужеством защитников крепости. Это вселяло в жителей полуторатысячелетнего города уверенность, что варвары будут отбиты и на этот раз.

Суммируя сведения из разных источников, можно прийти к выводу, что Владимир остановился в заливе напротив Корсуня на расстоянии полёта стрелы («перестрела») от города. Стрела, пущенная даже «добрым стрельцом», пролетает всего 100—105 метров, в среднем же едва 60—70. Стало быть, русский лагерь находился либо возле Круглой, либо возле Карантинной бухты.