Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Совершенно неожиданно для меня надзиратели распорядились, чтобы я подготовился к вызову в гестапо. Вскоре на автомашине я был под усиленным конвоем и даже с надетым на голову капюшоном доставлен на рю де Соссэ. Опять меня препроводили в кабинет Гиринга, где находился еще один человек, которого я увидел впервые.

Гиринг спокойно спросил: «Итак, слушаю ваше решение. К какому выводу вы пришли? Принимаете ли вы наше предложение?»

Тоже сохраняя спокойствие, я ответил: «Мое решение остается без изменений. Оно вам уже хорошо известно!»

Обращаясь к сидящему в кабинете человеку, криминальный советник дал указание начать следствие по моему делу. Он, стоя выслушав указание, в грубой форме предложил мне следовать с ним. Провел меня в другой кабинет, где начал допрашивать.

Прежде чем начать задавать вопросы, следователь указал, что, очевидно, мне известно о том, что произошло в Берлине с ранее арестованными советскими разведчиками резидентуры Шульце-Бойзена – Харнака. Я ответил, что частично мне известно, но Шульце-Бойзен не был советским разведчиком, а был патриотом, антифашистом, в чем я убедился при встрече с ним.

После этого началось следствие. Вскоре я узнал, кто ведет следствие: им был очень грубый, державший себя вызывающе Эрик Юнг. Были и другие непохожие по их поведению, вернее, по их отношению ко мне, подследственному, но фамилии их я не запомнил. Если они держались довольно вежливо, собранно и не допускали грубостей, то Юнг не останавливался ни перед чем. Его грубость, я бы даже сказал, нахальство, бескультурье на меня действовали отрицательно и убеждали в правильности моего мышления, то есть в том, что ничего хорошего для себя я ждать не могу.

В ходе допроса Юнг касался многих вопросов. Он продолжал настаивать на моих показаниях как на ложных в части непричастности Корбена, Жаспара и других работников наших фирм к советской разведке. Я не имел никакого основания отказываться от моих ранее данных показаний и доказывал их непричастность к нашей деятельности. Он настойчиво добивался от меня показаний о Гарри и моей непосредственной связи с ним. Я действительно не имел ее. Я знал только, что через меня «Центр» передал указание Леопольду Трепперу об установлении с ним таковой, так как он являлся очень ценным нашим разведчиком

Конечно, я и об этом не давал показаний. Во время следствия в гестапо Юнг и другие добивались от меня показаний и в части поездки в Швейцарию к Шандору Радо. Здесь я не мог отрицать саму встречу, ибо о ней дал показания Отто, но, ссылаясь на давность этой поездки, я не уточнял его адреса, места встречи, содержания нашего с ним разговора и, безусловно, не назвал код, которому я его обучал для шифрования радиопередач и программы радиосвязи. Об этом Отто не мог дать показаний. Не мог он уточнить и какую информацию по его поручению я передал в «Центр», вернувшись из Швейцарии.

Следствие добивалось от меня показаний и в части моей резидентуры в Марселе. Я продолжал утверждать, что с переездом на юг Франции полностью отошел от разведывательной деятельности.

Юнга очень интересовали мои связи с членами резидентуры во Франции. Но я ответил, что не только не поддерживаю никаких связей, но и раньше почти ни с кем не был связан. Мне пришлось признаться в том, что Лео Гроссфогеля и Каца я знал, но последнего весьма поверхностно.

На протяжении всего следствия я не раскрыл, каким образом вошел в доверие к оккупационной интендантуре в Брюсселе, то есть не назвал фамилию фрейлейн Аман и ее любовника.

Следственное дело, заведенное на меня, Кента, в гестапо (повторяю еще раз, считая это весьма важным, до моего прибытия в Москву никогда я не называл моей настоящей фамилии ни Отто, ни в гестапо), привезенное мною в Москву и перехваченное Абакумовым, может доказать, что на протяжении всего моего нахождения в гестапо я не выдал ни одною подчиненного мне разведчика или моего источника. Ни один из них не был арестован в результате моего предательства. Все арестованные в Бельгии были захвачены гестапо до моего ареста. Большинство из них были схвачены немцами и до ареста Леопольда Треппера. Правда, некоторые были арестованы и после.

Я счастлив тем, что счел возможным, больше того, необходимым после принятия от Отто нашей резидентуры в Бельгии, а тем более после моего переезда в Марсель тщательно скрывать даже от Леопольда Треппера мои разведывательные, деловые и даже «дружеские» отношения с различными людьми. Правда, мне из литературы стало известно, что якобы в Марселе был арестован чех Эрлих. Не знаю, кто назвал его фамилию. Могу только предположить, что это был Жюль Жаспар или его секретарша Марго. Однако она могла назвать только по причине, что он помогал Маргарет и мне устроиться в Марселе и мы поддерживали с ним дружескую связь. О его роли в моей разведывательной деятельности никто не мог дать показаний.