Читаем Разведка уходит в сумерки полностью

И крик этот действительно повернул немцев. Что было позади них — они еще не знали. А вот впереди были те, которые швыряли гранаты. И противник побежал назад, прямо на взвод. Дробот бросился было за врагом, чтобы скорее соединиться со своими и предупредить их об опасности, но и это желание он сумел подавить. Его, движущегося вслед за немцами в темноте, свои могли принять за чужого. Он подождал, пока в траншеях замолкли глухие удары скоротечной рукопашной схватки, и крикнул:

— Товарищ лейтенант, сюда! Это я! Дробот!

Всего ожидал разгоряченный схваткой Андрианов, только не этого.

* * *

Прыгая в траншею, на бегущих немцев, он не думал ни о себе, ни о взводе — важно было взять «языка». И он подмял под себя обезумевшего ефрейтора. Тот мычал, упирался и порывался встать. Бежавшие сзади ефрейтора немцы и следовавшие за лейтенантом разведчики не заметили боровшихся противников, споткнулись и упали. Образовалась куча мала. Яростная, с придыханием и коротким, рабочим «гаканьем», бездумная рукопашная кончилась стремительно. Считая, что они защищают командира, разведчики ножами перерезали немцев и когда наконец добрались до лейтенанта, то сгоряча чуть было не убили и его. Лейтенанта спасло только то, что в схватке кто-то ударил его по голове и сбил каску. И теперь, мертвой хваткой сжимая брыкающегося немца, лейтенант мотал из стороны в сторону пышной, кудрявой шевелюрой. И разведчик, уже занесший нож для удара, отвел его и бросился на помощь командиру.

Когда немца подняли и поставили на ноги, он, увидев вокруг себя русских, сразу сник, потом страшно испугался. Из-под сбитой набок каски поползли струйки пота, и он, вращая глазами, залепетал:

— Гросс файер… Шнеллер, шнеллер…

Он бормотал и еще что-то, но даже знающий немецкий язык Андрианов не понимал его: лишь потом догадался, что пленный, полагая, что русские не поймут его старательно коверкал родной язык: ему казалось, что так он станет понятней другим. В этот момент к Андрианову пробрался Дробот:

— Товарищ лейтенант, здесь нам может быть капут, ага. Скорее в сторону!

Немец неожиданно обрадовался:

— О я, я! Капут! Гросс файер.

Даже протиснувшийся поближе Прокофьев понял немца — на этом участке ожидается огневой налет. Но лейтенант понял больше. Он с признательностью посмотрел па Дробота и отрывисто спросил:

— Дорогу найдете?

Дробот ответил так, что удивились даже бывалые разведчики:

— Он найдет. — И указал на немца. Заметив подозрительное недоумение, пояснил: — Он же человек. И видите, умирать ему не хочется. — Наклонившись к немцу, почти ласково спросил: — Наин капут?

— О я, я! Наин капут… Пфайер… — Все так же старательно, смешно выпучив испуганные глаза, пояснил: — Котьел.

— Пошли! — решил Андрианов.

Немца выставили вперед, и он пошел между лейтенантом и Дроботом. Дробот попросил:

— Объясните ему, чтобы он вел нас поверху, между минными полями. Сверху будет легче прорываться, чем из траншей.

Лейтенант оценил дроботовское предложение и сразу вспомнил об остальных — превратившись в рядового разведчика, он забыл о взводе. Слева, и прямо, и сзади тоже было относительно тихо. Ракеты взлетали только слева — там, куда собирался идти взвод. И еще далеко вправо, за рощей, неподалеку от которой лежали люди Петровского. Андрианов посмотрел на пленного и сразу уловил смысл его слова «котел». Взвод действительно находился в окружении — в «котле». И каждую минуту этот «котел» мог закипеть, вспучивая пузыри разрывов, щедро разбрызгивая горячие осколки. Нужно было уходить. И уходить всем, чтобы потом не мучиться душевно, ненести ответственности перед начальством, перед оставленными в «котле» людьми.

Лейтенант оглянулся и увидел, что Прокофьев, так лихо бежавший впереди всех, рядом с лейтенантом, бочком отходит в тыл группе.

«Догадливый», — тепло подумал лейтенант и приказал: — Дробот, прикройте взвод с тыла.

Дробот кивнул и прижался к траншее. Взвод стал выбираться наверх. Немец спешил, он вел людей торопкой рысцой. Разведчики едва успевали вываливаться за тыльный бруствер. Дробот следил за ними и в то же время посматривал на пустые теперь траншеи, которые недавно атаковал взвод. Когда последний разведчик скрылся в темноте, Дробот тоже оперся руками о край траншеи, чтобы выпрыгнуть и двинуться за взводом, но вдруг увидел шарившего в траншейной нише человека.

— Кто там? — озлобился Дробот. — Почему отстал?

— Это я, Прокофьев. Гранаточки разыскиваю, — голос у Прокофьева дрожал. — Все-таки на прорыв.

«Испугался», — подумал Дробот и недобро бросил:

— Давай, давай, ага.

Прокофьев выбрался из траншеи и пошел чуть позади сержанта, но Дробот, сам не зная почему, остановился и молча пропустил его вперед.

* * *

Немец повел взвод в тыл и, когда разведчики уже решили, что оп нарочно заводит их к своим, резко повернул и двинулся к передовой. На атакованном взводом участке передовой с парадным грохотом разорвался тяжелый снаряд, вырвал из темноты безжизненную землю, поиграл тенями проволочного заграждения и под свист и фырканье осколков растворился в темноте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза