Разведка уходит в сумерки

Свернув с главной дороги на проселок, ощутив колесами шелковистую, прибитую недавним дождем покойную мягкость дороги, генерал начисто выключился из высоких военных забот и стал обычным водителем — он следил за дорогой, ощущая себя как бы слитым с машиной. И эта слитость действовала успокаивающе, укрепляя веру в себя, в собственную удачу. Штаубер редко когда чувствовал себя таким собранным, решительным и умным, как в это еще сумеречное, раннее утро.

В одном месте через дорогу лежала высокая и слишком стройная, для того чтобы удержаться в почве, сосна. Объезда не было, и пришлось переваливать через нее, рискуя сломать рессоры. Адъютант вынул пистолет и тревожно осмотрелся. Штаубер был спокоен.

— Не волнуйтесь, Густав. Это не партизаны. Не забывайте — прошла гроза. А на границах грозового фронта обычно дуют сильные, порывистые ветры. Они-то и свалили дерево. Очень просто, как все в этом мире. Нужно лишь уметь видеть.

Адъютант успокоился, и оба не заметили, что бронетранспортер явно отстал.

Машина юлила по проселку, то огибая опушки, то вырываясь на полевой простор. Узкие, разношерстные и разноцветные полоски посевов странно успокаивали — это были привычные полоски. Хлеба стояли высокие, уже светлые, с позолотой, лишь кое-где в самой глубине отливающие увядающей зеленоватостью. Иногда налетал ветер, и тогда темные на изломе хлебные волны казались живыми.

Неподалеку от глухого леса, на одной из полос, заметили подозрительное колыхание хлебов, словно под водой, возле самой ее поверхности, шла крупная рыбина, верхним плавником оставляя ровную, как росчерк пера, рябь. Но там, над хлебами, на мгновение мелькнула голова в пилотке и скрылась. Генерал посмотрел в зеркальце — бронетранспортер отстал. Приходилось надеяться только на свои силы. Сквозь зубы он приказал:

— Приготовьте оружие, Густав. Опасность справа.

Пока адъютант щелкал затвором, генерал тоже расстегнул кобуру и, вынув пистолет, положил его на колени — тут он будет под руками.

Рябь на хлебной полоске приближалась, и через несколько секунд можно было ожидать встречи, очереди и, может быть, смерти. Штаубер не потерял самообладания. Он знал, как действуют танкисты, как летчики применяют свои противозенитные маневры, а уж как пехота спасается от прицельного огня одиночных выстрелов — он не просто знал: это было в его крови. Так он и действовал. Притормозив машину, он вдруг резко нажал на газ. Отличный мотор великолепно, словно живой, воспринял маневр умелого водителя. Машина рванулась и на полной скорости полетела к лесу.

Важно было проскочить ту полоску, из которой высунулась голова. Если проскочат — значит, большая половина дела сделана. Переднее сиденье прикрыто сзади бронеспинкой: пули его не пробьют. И, нажимая на газ, Штаубер не удержался и посмотрел вправо — опасности в глаза. Над высоким чистым хлебом стояла рослая, широкоплечая фигура и, как огородное пугало на ветру, махала руками. Штаубер не заметил, во что она была одета, не заметил ее лица, но, уже проскочив мимо, вдруг почувствовал, что в этом мелькнувшем человеке есть какая-то очень знакомая деталь — какая, он припомнить не мог. Да и не до этого было генералу.

Машина стремительно влетела в лес, на опушке сделала крутой вираж, промчалась мимо елового мрачного островка, обогнула его и по инерции собственной массы и взвинченных нервов водителя понеслась дальше по мягкой, давно не езженной лесной дороге. Впереди маячил просвет, и Штауберу почему-то показалось, что, как только он вырвется из леса, где обычно сидят партизаны, на простор, он будет в безопасности.

Но генерал Штаубер не учел, что культурные леса обычно окапываются канавами. На самом выезде из леса, там, где строевой, дремучий бор в пору безвременья перешагнул очерченные ему канавами границы и выслал вперед свою молодь и кустарник, машина с разгона влетела в выбитую яму. Что-то звонко хрустнуло, мотор заглох, и машина, до половины проскочившая канаву, медленно сползла вниз.

Как истый водитель, генерал не стал заводить мотор, чтобы выбраться из канавы. Он слышал треск и, действуя уже не разумно, а инстинктивно, прежде всего выскочил на дорогу, чтобы посмотреть, что так звонко треснуло и можно ли двигаться дальше. Он даже не заметил, как с колен соскользнул его пистолет. Подражая своему начальнику, выскочил из машины адъютант и, как будто понимая что-нибудь, стал заглядывать под стоящую в канаве машину.

* * *

Разведывательные группы, как всегда, ушли в предрассветные сумерки, когда свет едва брезжил и звуки были стертыми и тягучими. Андрианов связался со своими, потом долго слушал эфир и, когда окончательно развиднелось, вместе с Потемкиным пошел в ближнюю разведку. Они облазили урочище, обследовали пути подхода к своей временной базе. К их возвращению Дробот и Сашка приготовили немудреный холодный завтрак.

Время тянулось медленно. Хотя разведчики старались бодриться, разговаривали они, все-таки приглушая голоса и часто подолгу прислушиваясь.