Гиммлер и адмирал Дёниц — новый руководитель немецкого рейха — встретились в Плёне (районный центр в земле Шлезвиг-Гольштейн. —
Я попытался отдохнуть полчаса, а уже в девять часов Гиммлер позвал меня позавтракать с ним. Я доложил ему о своих разговорах с г-ном фон Постом, доктором Бестом и графом Бернадотом. Гиммлер сильно нервничал и выглядел расстроенным; он сказал мне, что больше не способен принимать участие в делах, которые я с ним обсуждал. Единственное, чего он сумел добиться, — это снятия с должности Риббентропа и назначения вместо него фон Крозига. Гиммлер хотел немедленно отвезти меня к Дёницу, чтобы я мог действовать как помощник фон Крозига в вопросах внешней политики. Также будет полезно, если я смогу докладывать правительству Дёница о своих усилиях в отношении Дании и Норвегии. Если бы мне удалось убедить их согласиться на мирную капитуляцию этих двух стран, то кого-то другого отправили бы в Швецию, а я остался бы при правительстве.
В одиннадцать часов того же утра мы выехали в Плен, чтобы встретиться с Дёницем. Мы ехали через Любек и после тяжелой поездки прибыли в два часа дня. Среди всех служащих царило большое волнение, и, засвидетельствовав свое почтение Дёницу, Кейтелю и Йодлю, я связался с фон Крозигом.
Днем я узнал, что, хотя фон Крозиг согласился с моей точкой зрения на Скандинавию, Дёниц, Кейтель и Йодль не были готовы сдать Норвегию без борьбы.
Ранее я пообещал г-ну фон Посту немедленно вернуться в Копенгаген с решением. Дальнейшее ожидание в Плене означало бы потерю времени и могло привести к тому, что для меня станет невозможным принять предложение Швеции. Генерал-полковник Бёме, рейхскомиссар Тербовен, генерал-полковник Линдеман и доктор Бест тем временем были вызваны в Плён, чтобы обсудить эту проблему с Дёницем. Поэтому я решил рассказать г-ну фон Посту о новой ситуации, и Гиммлер согласился на то, чтобы я возвратился в Копенгаген с этой целью. А тем временем он и фон Крозиг продолжат настаивать на мирном решении вопроса о Скандинавии.
Я выехал из Плёна в три часа утра и прибыл во Фленсбург в семь. Я пробыл там три часа — работал с доктором Вирзингом над проектом документа, в котором должно было быть отражено мое первое сотрудничество с новым министром иностранных дел. Я предложил распустить национал-социалистическую партию, упразднить гестапо и СД и объявить об этом по радио. Доктор Вирзинг закончил за меня этот проект и отослал его, так как я больше уже не мог бороться со своим колоссальным недосыпом.
Доктор Вирзинг должен был лететь на юг Германии следующей ночью, так что ввиду отстранения меня Кальтенбруннером от должности я попросил его дать указание моим сотрудникам внешне подчиняться его власти, но сохранять свою профессиональную лояльность мне. Вечером я выехал в Копенгаген.
Из Падборга в Дании в мое распоряжение графом Бернадотом была предоставлена его личная машина Красного Креста. В этом было огромное преимущество, особенно при проезде через контрольно-пропускные пункты вермахта, и отличное средство маскировки для меня. Меня приветствовали как шведа и постоянно просили автограф. Я чувствовал себя довольно неловко.
Я прибыл в Копенгаген в час дня 3 мая, а моя встреча с г-ном фон Постом и г-ном Острёмом состоялась в четыре. Я объяснил ситуацию и сказал им, что адмирал Дёниц приказал немецким военным и гражданским руководителям в Дании и Норвегии явиться к нему на совещание. Были веские основания предполагать, что при поддержке и под влиянием графа Шверина фон Крозига и Гиммлера мой план капитуляции будет согласован.
Господин фон Пост сказал, что он уже не в том положении, чтобы заключать обязывающие соглашения. Общая капитуляция была неизбежна в течение ближайших нескольких дней, и в тот момент капитуляция Дании и Норвегии была чисто теоретическим вопросом. Однако он по-прежнему был готов следовать нашему старому плану, и я должен был немедленно передавать ему любое предложение нового правительства Германии. Мы договорились, что я вернусь максимально быстро и позвоню ему по телефону, сказав следующие кодовые слова: «Я буду очень рад увидеть этих господ снова», которые будут означать, что в отношении Норвегии у правительства рейха есть обязывающее предложение; слова «и явиться к вам», прибавленные к сказанному, должны были означать, что это предложение касается также и Дании.