Когда Гейдрих объявил мне об этом назначении, он добавил: «Я хочу, чтобы вы были чрезвычайно осторожны: пол чертовски скользкий. Вам придется работать в постоянном контакте с начальником канцелярии Гиммлера группенфюрером Вольфом. Гиммлер не может жить без своего маленького волчонка. Адъютанты Вольфа — весьма неприятные ребята, но не обращайте на них слишком много внимания: они громко лают, но не кусают». (Зная Гейдриха, из всего сказанного я понял, насколько глубока его неприязнь к Вольфу.) «А самое главное, — продолжал Гейдрих, — вам необходимо лично узнать рейхсфюрера СС. И я даю вам своего собственного секретаря — вы увидите, что у вас будет довольно много работы в этой поездке».
Прошедшие дни вымотали меня, а теперь еще это задание, которое мне совсем не понравилось. Оно отвлекало меня от моей новой работы — руководства департаментом контрразведки, к которой я только-только приступил и которой был полностью поглощен.
Вместе с тем мой интерес значительно вырос, как только я осознал те возможности, которые открывались передо мной благодаря этому заданию. Я буду находиться на высшем командном посту, где смогу узнать, а также наблюдать за теми, кто реально руководит этой мощной машиной.
В «специальном поезде Генриха» меня приняли любезно, но заметно холодно. Меня держали на расстоянии, как будто я был незваным гостем. Я решил, что мне лучше всего, по крайней мере для начала, оставаться незаметным и держаться максимально в тени, а затем понемногу естественным образом стать частью своего нового окружения. Но, к сожалению, секретарша, которую предоставил Гейдрих в мое распоряжение, затрудняла это. Она была чрезвычайно работоспособной и дипломатичной, но она была выше шести футов ростом. Она выделялась над толпой, как маяк, и оставаться незамеченным, когда я был с ней, для меня было практически невозможно.
Я представился Гиммлеру и Вольфу в первый же день. На второй день я сделал свой первый доклад Гиммлеру в 11 часов. Признаюсь, я немного нервничал и чувствовал себя неловко. Он сидел так, что я не мог видеть его глаз за бликующим пенсне, а его лицо оставалось непроницаемой маской. В конце доклада я получил короткое разрешение идти.
Каждый день происходило то же самое. Я не знал, соглашается ли он с мнением, которое я высказывал, правильно ли я все делаю, да и вообще интересно ли ему то, что я говорю. Однако через несколько дней я понял, что именно такова и была его цель: он хотел, чтобы я сам разобрался во всем.
С каждым днем мне становилось все более ясно, что мое назначение сюда имело цель, совершенно отличную от той, которую озвучил Гейдрих. Я проходил плановую и тщательную проверку, и это испытание, казалось, особенно забавляет Гиммлера.
Этот человек, Гиммлер, которого я видел теперь каждый день, был после Гитлера самым могущественным человеком в рейхе, и все же, описывая его архетип, я видел в нем не кого иного, как немецкого школьного учителя. Никакая иная улыбка не могла бы быть более подходящей. Он был похож на школьного учителя, который оценивал сделанные уроки своих учеников с въедливой точностью и за каждый ответ хотел бы ставить оценку в классный журнал. Вся его личность выражала бюрократическую точность, трудолюбие и лояльность. Однако судить Гиммлера только по этому старательно сохраненному фасаду было бы ошибочным, и в этом мне пришлось позже убедиться.
Тем временем «специальный поезд Генриха» привез нас в Бреслау, а оттуда мы поехали дальше в направлении Катовице и в Польшу. Прежняя сдержанность моих новых коллег ушла, я постепенно завоевал их доверие, и к этому времени меня уже встречали дружеским «привет!» всякий раз, когда я входил в «рабочий вагон».
Треск пишущих машинок и громкие голоса диктующих создавали почти невыносимый шум даже тогда, когда поезд стоял, но становился совершенно нестерпимым при шуме колес. Так что я сделал себе рабочий стол с помощью ящика, покрытого одеялом, в просторном спальном вагоне, который был мне отведен. Здесь я спокойно мог заниматься своей работой.
Служба информации и связи в специальных поездах функционировала с поразительной эффективностью. У нас была телеграфная и радиоаппаратура, а на каждой остановке мы могли немедленно связаться с административным офисом в рейхе.
Я регулярно делал Гиммлеру доклады. Сначала он проявлял нетерпение к их продолжительности, хотя я был максимально краток. Затем я придумал тактику, когда высказывал рекомендацию или просьбу в начале, а затем коротко излагал соответствующие детали. Гиммлер одобрил такую форму докладов, но через группенфюрера Вольфа — что характерно, не высказывая ни похвалы, ни критики напрямую кому-либо конкретно.