Развлечения для птиц с подрезанными крыльями

Когда умер папа, она замкнулась в себе. Не рыдала у дочери на плече, не бичевала себя, не ударялась в сектантство или коллекционирование – всего лишь запряталась в скорлупу. Ира изо всех сил пыталась понять маму и не могла.

Ира вспомнила, как папа покупал ей игрушечные наборы с советскими военными. Куклы, конечно, тоже покупал, но солдатики были интереснее. Иру привлекали советская символика и папины рассказы о несокрушимой Красной армии, которая остановила фашизм. В ее рядах героически сражались женщины, а подвигами Лилии Литвяк и Людмилы Павличенко восхищался весь Союз.

Сделав круг по кварталу, Ира вернулась к своей пятиэтажке. В гостиной горел свет, поэтому Ира покаталась на качелях, прорезая тишину двора их монотонным скрипом. Несмотря на то что в сиденье не хватало доски, сейчас это не тяготило. Все лучше, чем мельтешить перед человеком, который тебя разве что не презирает. Улыбаться, угождать или, напротив, стараться быть незаметной. Какая разница, натягиваешь ты улыбку или нет, если в чужих глазах ты обладаешь нулевой степенью пригодности.

Когда свет в гостиной погас и зажегся в спальне, Ира поднялась в квартиру. Светя телефонным фонариком, она в темноте сгребла вещи с раздвижного дивана и переложила в кресло, чтобы упаковать завтра перед отъездом.

Да уж, попрощались как надо.

Будильник, установленный на пять утра, выдернул Иру из постели. Она раскидала по чемоданам пожитки, утрамбовывая их чуть ли не ногой, чтобы уместились, и уже на лестничной площадке вызвала такси до автовокзала.

Прождав полтора часа до первого рейса в Элнет Энер, Ира погрузила чемоданы в багажный отсек разваливавшейся «Газели». Усатый водитель в протертых джинсах и пропахшем табаком свитере желтыми пальцами отсчитал сдачу:

– Держите, девушка!

Зажав купюры в кулак, Ира юркнула в хвост маршрутки.

Обязательно ведь нужно подчеркивать, у кого какой гендер, никак без этого.

Молодой сосед, верзила в баскетбольной форме и надетой задом наперед кепке, начал знакомство издалека.

– Прикинь, в первый раз на футболе побывал, – поделился он. – На настоящем матче. Все не как по телевизору. С трибуны кажется, что обычные люди бегают. Как мы, короче.

Не обращая внимания, Ира распутала наушники.

– В гости к нам едешь?

– По работе.

Верзила на секунду остановил взгляд на лице Иры, на области рта. Должно быть, соображал, что с ней не так.

Это диастема, дружок. Щербинка между передними зубами, хоть и не портила облика Иры, оставляла двоякое впечатление. Кто-то находил это милым, кто-то смущался и, вопреки воле, отводил взгляд во время разговора. Сама Ира называла свою внешность кроличьей и не терялась при бестактных вопросах.

Она воткнула наушники, и сосед сделал второй заход:

– Что слушаешь?

– Софию Ротару.

Ира нажала на «Play», увеличила громкость и прикрыла глаза.

Немолодой рассудительный женский голос, предваряя птичью трель, объявил:

– Большая выпь.

Елисей

Перед тем как выбежать из вагона на Василеостровской, Елисей вручил Лене конверт и велел вскрыть завтра.

Едва двери захлопнулись и метро унесло ее в тоннель, Елисей выключил телефон. Само собой, она прочтет письмо в поездке, и содержание ее как минимум покоробит. А кого бы развеселило?

Режиссер сбежал со скандальной премьеры своей постановки! Сенсация!

Заботясь о торжестве формы, Елисей купил у букиниста антикварную открытку с разводными мостами и запечатал конверт сургучом. Как натура тонкая, она должна оценить.

Теперь и ты узнала, что эта встреча была последней.

Собственно, на то у меня две причины:

1) меня утомило, что у тебя каждый день Помпея;

2) мы не созданы друг для друга.

Передавай привет Леониду Якубовичу и Раулю Амундсену.

Почему Якубович и Амундсен? Пусть поломает голову над логической связью там, где ее нет.

У Елисея чесались руки добавить, что он прекращает общение по состоянию здоровья, но и так получилось забористо и неучтиво.

Два дня назад Лена позвонила утром и в шестьсот тридцать восьмой раз заныла о том, как ей трудно подняться с постели и заставить себя пойти в магазин. Собирая справки для лора и одеваясь, Елисей попутно выслушивал надрывный нарратив об агорафобии и искал способ быстрее завершить разговор.

– У меня все тело болит!

– Температуру измеряла?

– Она нормальная!

– Завари зеленый чай и включи музыку.

– Какой еще чай?

– Который я приносил, помнишь?

– Я не хочу, ты понимаешь?

– Лена, прости, я правда не знаю, что тебе сейчас нужно.

– Скажи что-нибудь хорошее. Что ты меня любишь.

– Я тебе и так каждый день это говорю.

Просовывая голову в воротник, Елисей уронил телефон.

– С тобой все в порядке? Дорогой, скажи мне что-нибудь хорошее.

– Я бы все-таки посоветовал заварить чай и включить какой-нибудь альбом из твоих любимых. А вечером поехать на лекцию по фотографии, анонс которой я скидывал. Твоя же тема.

– Я не могу!

– Можешь.

– Нет!