Войдя в Вестминстер Армс, Страйк заметил Фергюса Робертсона, которого он ранее загуглил, сидящего в углу за столиком на двоих и печатающего на ноутбуке. Невысокий, полный и почти полностью лысый мужчина, чья блестящая макушка отражала свет лампы, висевшей над столом, Робертсон в данный момент был без пиджака и энергично жевал жвачку, пока работал. Страйк взял себе напиток, отметив, что в баре сидит младший министр, и направился к Робертсону, который продолжал печатать, пока Страйк не подошел к столу.
— Ах, — сказал журналист, поднимая глаза. — Знаменитый детектив.
— И бесстрашный репортер, — сказал Страйк, садясь.
Они пожали другу руки за столом, любопытные голубые глаза Робертсона изучали Страйка. От него исходил дух грубоватого добродушия. Рядом с ноутбуком лежала пачка жевательной резинки “Никоретте”.
— Ты, я слышал, знаком с Домиником Калпепером, — сказал Робертсон, имея в виду журналиста, которого Страйк недолюбливал.
— Да. Он кретин.
Робертсон рассмеялся.
— Я слышал, что ты трахнул его кузину.
— Не помню такого, — соврал Страйк.
— Есть мнение по поводу Брексит?
— Вообще нет, — сказал Страйк.
— Жаль, — сказал Робертсон. — Мне нужно еще триста слов.
Он пролистал вниз экран своего ноутбука.
— Итак… ты собираешься заняться ВГЦ, не так ли? — Робертсон откинулся в кресле, продолжая жевать, сцепив короткие пальцы на большом пивном животе. — Если ты найдешь тело под полом храма, я получу эксклюзивные права на эту историю?
— Не могу гарантировать этого, — сказал Страйк.
— Тогда что мне за это будет?
— Удовлетворение от хорошо выполненной работы, — сказал Страйк.
— Я похож на бойскаута?
— Если я узнаю что-нибудь интересное, не компрометирующее моего клиента, — сказал Страйк, предвидевший этот разговор, — ты можешь это взять.
— Я тебя в этом уверяю, — сказал Робертсон, разжал пальцы, чтобы вытащить из пачки еще одну никотиновую жвачку, засунул ее в рот и запил пивом.
— Значит, ты не испугаешься писать о них? — спросил Страйк.
— Нет, если ты сможешь предоставить мне какую-нибудь достоверную информацию. Они — кучка пиздюков. Я был бы чертовски рад помочь их уничтожить.
— Как я понимаю, они тебя сильно достали?
— Из-за этой статьи я чуть не потерял работу, — сказал Робертсон. — Адвокаты в заднице, газета обосралась, моя бывшая жена получала анонимный звонки на домашний телефон…
— Правда?
— О, да. И видел бы ты, что эти ублюдки сделали с моей страницей в Википедии.
— У тебя есть страница в Википедии? — удивился Страйк.
— До того, как я с ними связался, у меня ее не было, но после выхода моей статьи ВГЦ сделали для меня. Опальный журналист Фергюс Робертсон. Пресловутый алкоголик Фергюс Робертсон. Бытовой насильник Ф… — Я и пальцем не тронул свою бывшую, — добавил Робертсон, немного защищаясь. — Так что, да: если у тебя будет что-нибудь доказательное, я, блядь, это напечатаю, и они пожалеют о том гребаном дне, когда напали на меня.
Страйк достал блокнот и ручку.
— Что заставило тебя в первую очередь обратить на них внимание?
— Я начал копать под толстосумов и знаменитостей, которые присоединились к ним.
— А что им с этого?
— Что касается толстосумов, то они могут общаться со знаменитостями. Для последних ВГЦ организует фотосессии: не нужно работать, достаточно прийти и сфотографироваться с молодыми опекунами или бездомными. Такие люди, как Ноли Сеймур, любят выглядеть одухотворенными. А еще есть доктор Чжоу.
— Я не слышал о нем, пока не прочитал твою статью.
— Я так понимаю, ты не смотришь телевизор за завтраком?
Страйк покачал головой.
— У него есть постоянное место в одном из шоу. Похож на Брюса Ли, попавшего в автомобильную аварию. У него есть клиника в Белгравии, где он принимает людей, у которых денег больше, чем ума. Всякое дерьмо. Купирование. Гипноз. Регрессия прошлой жизни.
— Ты сказал в материале, что он набирает сотрудников для ВГЦ из своей клиники.
— Я думаю, что он — одна из основных точек входа для крупных доноров. Это была одна из тех вещей, от которых юристы ВГЦ заставили меня отказаться.
— Бывший член, с которым ты беседовал для статьи…
— Бедная маленькая корова, — беззлобно вздохнул Робертсон. — Она была единственной, кого я смог разговорить.
— Как долго она там находилась?
— Пять с половиной лет. Пришла на встречу со школьным другом. Друг ушел после первой недели, а она осталась. Она лесбиянка, — сказал Робертсон, — и папе не нравилось, что ей нравятся женщины. — ВГЦ рекламировала себя как инклюзивную организацию, так что можно понять, как она на это купилась. Она из очень богатой семьи. Церковь выдоила из нее большую часть наследства, а потом снова выплюнула.
— И она рассказала, что ее избивали?
— Избивали, морили голодом, заставляли ходить с мужчинами, да… но я не смог получить ни одного подтверждения, поэтому все остальные слова — “якобы”. — Робертсон сделал еще один глоток пива, затем сказал: — Я не мог использовать многое из того, что она мне рассказала, потому что знал, что газета получит огромный судебный иск. Конечно, это все равно чуть не случилось. Надо было включить все в это дело, и результат был бы тот же самый.