— Вы еще там? — спросил Страйк.
— Да.
— Я подумал, не захотите ли вы поговорить со мной, — сказал Страйк.
Опять тишина: Страйк и Робин смотрели друг на друга. Наконец из телефона донеслось односложное слово.
— Зачем?
— Я частный…
— Я знаю, кто вы.
В отличие от акцента ее отца, акцент Эбигейл был чисто лондонским.
— Ну, я пытаюсь расследовать некоторые заявления, сделанные о церкви.
— Чьи заявления?
— Человека по имени Кевин Пирбрайт, — сказал Страйк, — который, к сожалению, уже умер. Он когда-нибудь вступал с вами в контакт? Он писал книгу.
Наступило молчание, самое долгое.
— Вы работаете в газете? — подозрительно спросила она.
— Нет, для частного клиента. Я подумал, не будете ли вы рады поговорить со мной. Это может быть не для протокола, — добавил Страйк.
Последовало еще одно продолжительное молчание.
— Алло?
— Я не знаю, — сказала она наконец. — Мне нужно подумать. Я перезвоню вам, если… Я перезвоню вам позже.
Связь прервалась.
Робин, осознав, что задержала дыхание, выдохнула.
— Ну… не могу сказать, что я удивлена. Если бы я была дочерью Уэйса, я бы тоже не хотела, чтобы мне об этом напоминали.
— Нет, — согласился Страйк, — но она была бы очень полезна, если бы согласилась поговорить… Кстати, вчера, после твоего ухода, я оставил сообщение для жены Джордана Рини. Отследил ее до места работы. Она маникюрша в заведении под названием Kuti-cles.
Он проверил время на приборной панели.
— Нам, наверное, пора.
Когда Страйк нажал на звонок, они услышали собачий лай, а когда дверь открылась, жесткошерстный фокстерьер вылетел из дома так быстро, что пролетел прямо мимо Страйка и Робин, поскользнулся на мощеной площадке перед домом, развернулся, побежал обратно и начал подпрыгивать на задних лапах, истерично лая.
— Успокойся, Бэзил! — крикнула Нив. Робин поразилась ее молодости: ей было лет двадцать пять, и уже второй раз за последнее время Робин обнаружила, что сравнивает свою квартиру с чужим домом. Нив была невысокого роста, плотная, с черными волосами до плеч и очень яркими голубыми глазами, одетая в джинсы и толстовку с цитатой Шарлотты Бронте, напечатанной спереди: “Я бы всегда предпочла быть счастливой, чем достойной”.
— Извините, — сказала Нив Страйку и Робин, прежде чем сказать: “Бэзил, ради бога”, схватив собаку за ошейник и затащив ее обратно в дом. — Входите. Извините, — повторила она через плечо, таща перевозбужденного пса по деревянным половицам к кухне в конце коридора. — Мы переехали в прошлое воскресенье, и с тех пор он был гиперактивен… убирайся, — добавила она, с силой выталкивая пса в сад через заднюю дверь, которую плотно закрыла за ним.
Кухня была оформлена в стиле фермерского дома, с фиолетовой плитой и тарелками, выставленными на комоде. Стол из строганной древесины был окружен выкрашенными в фиолетовый цвет стульями, а дверца холодильника была покрыта детскими рисунками, в основном каплями краски и закорючками, которые держались на магнитах. Там также была — и это, подумала Робин, объясняло, как двадцатипятилетняя девушка оказалась живущей в таком дорогом доме, — фотография Нив в бикини под руку с мужчиной в плавках, который выглядел по меньшей мере на сорок. От запаха выпечки у Страйка потекли слюнки.
— Большое спасибо, что приняли нас, миссис…
— Зовите меня Нив, — сказала их хозяйка, которая теперь, когда у нее не было фокстерьера, выглядела взволнованной. — Пожалуйста, присаживайтесь, я только что испекла печенье.
— Вы только что переехали и уже печете? — улыбнулась Робин.
— О, я люблю печь, это меня успокаивает, — сказала Нив, отворачиваясь, чтобы взять перчатки для духовки. — Как бы то ни было, сейчас у нас почти все в порядке. Я взяла пару дней отпуска только потому, что мне причитался отпуск.
— Чем вы зарабатываете на жизнь? — спросил Страйк, занявший стул поближе к задней двери, у которой теперь скулил и царапался Бэзил, страстно желая попасть обратно.
— Я бухгалтер, — сказала Нив, снимая лопаточкой печенье с противня. — Чай? Кофе?
К тому времени, когда оба детектива и Нив взяли по кружке чая, а печенье лежало на тарелке посреди стола, нытье Базила стало настолько жалобным, что Нив позволила ему вернуться в комнату.
— Он успокоится, — сказала она, глядя, как собака носится вокруг стола, яростно виляя хвостом. — В конце концов.
Нив села сама, без необходимости поправляя рукава своей кофты.
— Кто автор этих работ? — спросила Робин, указывая на нарисованные на холодильнике фигуры и пытаясь успокоить Нив.
— О, мой маленький мальчик, Чарли, — сказала Нив. — Ему два года. Сегодня утром он с отцом. Найджел подумал, что мне будет легче говорить с вами, если Чарли не будет здесь.
— Я так понимаю, это Найджел? — спросила Робин, с улыбкой указывая на пляжную фотографию.
— Да, — сказала Нив. Похоже, она чувствовала, что ей нужно что-то объяснить. — Я встретила его на своей первой работе. Он был моим начальником.
— Как мило, — сказала Робин, стараясь не чувствовать осуждения. Учитывая, что у Найджела выпали волосы, пара на фотографии больше походила на отца и дочь.