Реабилитация

Получив заявление, я через длинный темный переход проходил из основного здания УКГБ в трехэтажное мрачное здание бывшей внутренней тюрьмы НКВД, где в 1930-х годах сидели арестованные люди. Уже несколько десятков лет в здании располагался архив Управления КГБ по Свердловской области.

КГБ в последние годы тоже арестовывал людей, но, конечно, не тысячами, как в тридцатые годы, а единицами; арестованные за преступления против государства содержались в следственном изоляторе № 1 на улице Репина напротив центрального стадиона Свердловска. Как-то мне попала в руки справка, что за последние тридцать лет (данные на 1990 год – прим. автора) Управление КГБ СССР по Свердловской области возбудило и вело следствие по 24 уголовным делам своей компетенции. Были указаны и конкретные лица, сейчас их всех, конечно, не помню. Помню только про братьев Пестовых, которые 1 мая 1960 года разбросали с моста на перекрестке улиц Ленина и Восточной в Свердловске антисоветские листовки… Получается, что в 60-е, 70-е и 80-е годы не было у нас массовых репрессий или каких-то массовых враждебных проявлений. Мы жили в спокойной стране. История истинного далекого прошлого была закрыта, в том числе и для сотрудников госбезопасности на большие замки и засовы с грифом «Хранить вечно».

Стены и пол перехода в бывшую внутреннюю тюрьму НКВД и внутри ее были покрашены в темно-зеленый и темно-коричневый цвет, деревянные полы зловеще скрипели при каждом шаге. Открывал массивную дверь со смотровым окошком и громоздким металлическим тюремным звонком для надзирателя у входа, видел длинный мрачный коридор с закрытыми дверями в отдельные камеры.

Включал тусклый свет, осторожно входил в нужную камеру. В каждой из них были высокие до потолка стеллажи, на которых в картонных коробках по нескольку штук хранились архивные уголовные дела в желтоватых картонных обложках. В правом верхнем углу каждого дела стояли штампы: «Совершенно секретно» и «Хранить вечно». А ровно посредине – большими цифрами – длинный номер с окончанием на букву «К» (не реабилитированные) или «П» (реабилитированные). Каждая камера была размером примерно 4 на 5 метров. Потолки высокие. Тюрьма находилась во внутреннем закрытом дворе огромного здания Управления. В каждой камере под потолком небольшое окно с толстыми решетками. Если как-то забраться и посмотреть в него, кроме стен внутреннего здания ничего не видно. Каких-либо сигналов с воли не передашь и не получишь. Внутри тюрьмы, в ее камерах и на стенах висела в воздухе тяжелая, мрачная, зловещая и глухая тишина. Я словно ощущал на себе взгляды многочисленных узников. Из каждого сантиметра стен обрушивалось, и я тонул в нем, огромное человеческое горе и крики о помощи…

Можно ли остаться равнодушным?

Формально реабилитация – это возвращение утраченных прав, снятие правовых ограничений, связанных с незаконным осуждением и лишением свободы невиновных граждан, восстановление их попранных прав на будущее время. Первая волна реабилитации (1939–1940 годы) началась после двух лет «большого террора» 1937-38 годов. Нет, аресты не прекратились, но стали не такими массовыми. Ряд дел на невинно осужденных был пересмотрен. Из мест заключения было отпущено значительное число осужденных на небольшие сроки. Но на этом все дело и закончилось.

После смерти И. Сталина, в период 1953–1954 года, стали пересматриваться архивные уголовные дела граждан, осужденных по политическим мотивам в послевоенное время. Была создана специальная комиссия во главе с академиком П.Н. Поспеловым.

8 февраля 1956 года комиссия представила доклад о репрессиях против партийно-политического руководства и обвинениях в антисоветской деятельности. Однако полная картина репрессий не была дана. Реабилитация носила скорее личностный характер: особое предпочтение отдавалось старым большевикам, тем, кто вступил в партию до 1917 года. Все же процесс реабилитации ускорился: если на 1 января 1955 года в лагерях содержалось 309 тысяч политических заключенных, на 1 января 1956 года – 114 тысяч, то к апрелю 1959 года – уже 11 тысяч или 1,5 % всего гулаговского населения.